Маргарет Этвуд - Лакомый кусочек [litres]

– Значит, будет мальчик, – сделала вывод Мэриен.

Эйнсли вытаращила глаза.

– Ну, конечно. Ну, то есть, я думала, лучше бы это…

– Тогда, может, стоит обсудить это с будущим отцом, прежде чем что-либо предпринимать. Он в гостиной и, похоже, очень недоволен, что ты с ним не проконсультировалась. Дело в том, – коварно добавила Мэриен, – что он, возможно, хотел девочку.

Эйнсли отбросила огненно-каштановую прядь волос со лба.

– О, Лен здесь, да? – спросила она преувеличенно холодно. – Да. Когда мы говорили по телефону, он мне показался слегка расстроенным.

Она отправилась в гостиную. Мэриен пока не решила, кто из них больше будет нуждаться в ее моральной поддержке или кому ее оказать в случае необходимости. Мэриен шла следом за Эйнсли и думала, что, если разыграется буря, она просто самоустранится – правда, еще не знала, каким образом.

– Привет, Лен, – беззаботно произнесла Эйнсли. – Ты бросил трубку, и я не успела тебе все объяснить.

Лен даже не посмотрел на нее.

– Мэриен уже все мне объяснила, спасибо!

Эйнсли обиженно надула губки. Ей явно хотелось это сделать самой.

– Что ж, кому-то надо было взять на себя эту обязанность, – строго заявила Мэриен, сжав губы, точно пресвитерианская монахиня. – Он страдал.

– Может быть, мне вообще не стоило тебе об этом рассказывать, – сказала Эйнсли, – но я и правда не могла держать эту тайну в себе. Только представь: я собираюсь стать матерью! Я так счастлива!

Лен, постепенно придя в себя, ощетинился и насупился.

– Ну, я-то не так счастлив, – рявкнул он. – Все это время ты меня просто использовала ! Какой же я был идиот, решив, что ты мила и невинна, а ты, оказывается, уже и колледж успела окончить! А, все вы одинаковые! Тебя совершенно не интересовал я ! Единственное, что тебе от меня было нужно, это мое тело!

– А что тебе было нужно от меня, а? – проворковала Эйнсли. – Во всяком случае, я получила то, что хотела. Остальное получил ты. И можешь быть спокоен, я не собираюсь угрожать тебе иском об отцовстве!

Лен вскочил и нервно мерял шагами комнату, старясь держаться от Эйнсли подальше.

– Спокоен. Ха! Нет уж, ты меня втянула. Ты втянула меня психологически. Теперь мне придется считать себя отцом, это же неподобающе, и все из-за тебя! – Он задохнулся: это была новая для него мысль. – Ты соблазнила меня ! – Он махнул пивной бутылкой в ее сторону. – Теперь я буду мысленно связан по рукам и ногам «рождением». «Фертильностью». «Беременностью». Ты хоть понимаешь, во что это меня превратит? Это же мерзко, эта слизь…

– Не будь идиотом… – сказала Эйнсли. – Это все совершенно естественно и прекрасно. Отношения между матерью и еще не рожденным ребенком – самая желанная и самая тесная связь в мире. – Она остановилась в дверях и посмотрела в окно. – Чудесная, взаимно сбалансированная…

– Тошнотворно! – перебил Лен.

Эйнсли злобно вскинулась.

– Ты демонстрируешь классические симптомы зависти к материнскому чреву. А сам-то ты , черт побери, откуда взялся? Ты же не с Марса сюда попал, знаешь ли, и может быть, для тебя это новость, но твоя мать не нашла тебя в капусте на огороде. Ты лежал, скрючившись, в ее матке девять месяцев, как и все прочие, и…

У Лена перекосилось лицо.

– Заткнись! Не напоминай мне! Я не могу это слышать, меня сейчас вырвет! И не подходи! – взвизгнул он, когда Эйнсли шагнула к нему. – Ты нечистая!

Мэриен решила, что у него истерика. Он присел на подлокотник диванчика и закрыл лицо руками.

– Она меня заставила, – бормотал он. – Моя собственная мать. Мы ели вареные яйца на завтрак, я очистил свое и засунул в него ложку, и я клянусь, внутри был крошечный цыпленок, он еще не родился, и я не хотел его трогать, но она не видела , не видела, что там, и сказала мне: «Не глупи! По-моему, это самое обычное яйцо», но оно не было обычным, не было, и она заставила меня его съесть. А я точно знаю, что там был и клювик, и коготки, и все прочее… – Его всего трясло. – Ужасно, ужасно, я не могу… – стонал он, и его плечи начали конвульсивно вздрагивать.

Мэриен от смущения покраснела, но Эйнсли озабоченно закудахтала и бросилась к диванчику. Она села рядом с Леном и, обхватив его за плечи, потянула вниз, так что он бессильно прилег у нее на коленях, уперев голову ей в плечо.

– Тихо, тихо, – по-матерински утешала она его. Ее волосы упали им на лица, точно вуаль или, подумала Мэриен, как паутина. Эйнсли слегка покачивалась на диванчике. – Тихо, тихо. Это будет не цыпленочек, а милый ребеночек. Милый ребенок.

Мэриен ушла на кухню. Она была вне себя от возмущения: оба вели себя как малые дети. «Душа Эйнсли уже покрылась жиром, – подумала она, – гормоны творят чудеса». А скоро она превратится в сердобольную толстуху. И Лен тоже внезапно выплеснул нечто скрытое, нечто, чего она раньше никогда не видела. Он вел себя как белый червяк, вырытый из подземной норы на дневной свет. И, ослепленный, он начал бешено извиваться. Но ее удивило, что понадобилось так мало усилий, чтобы низвести его до такого жалкого состояния. Его панцирь оказался не таким уж толстым и огрубевшим, как ей представлялось. Это было очень похоже на детский фокус: сжимаешь концы яйца ладонями, а оно не трескается – надо так его сбалансировать, чтобы оказывать давление на самого себя. Но стоит слегка сдвинуть яйцо и снова нажать, как оно сразу же трескается и вытекает тебе на обувь.

И вот теперь, когда хрупкий баланс прочности Лена был нарушен, он треснул, как то самое яйцо. Ей было любопытно, как ему так долго удавалось избегать этой болезненной темы, убеждая себя в том, будто его хваленые сексуальные похождения уж точно никак не связаны с деторождением. И как бы он поступил, если бы ситуация оказалась ровно такой, какой он себе представил: если бы Эйнсли забеременела от него по чистой случайности? Смог бы он отделаться, мотивируя это своей неподсудностью в отсутствие намерения нанести вред, смог бы избавиться таким образом от вины и выйти сухим из воды?

Эйнсли не могла предвидеть его реакцию. Но приняв свое решение, она несла ответственность за случившееся. И как она теперь с ним поступит? Что ей придется сделать?

«Ну, – подумала Мэриен, – это их трудности, пусть они их и решают. Меня это не касается». Она вошла к себе в спальню и закрыла за собой дверь.

Но на следующе утро, когда она сняла скорлупу со сваренного всмятку яйца и увидела яркий желток, вперивший в нее серьезный укоризненный взгляд, у нее невольно сжался рот, точно испуганная морская анемона. Он же живой, сообщили ей глотательные мышцы и инстинктивно сократились. Она отставила яйцо в сторону. Ее сознание уже свыклось с процедурой отказа. Со вздохом она смирилась – и вычеркнула из своего мысленного списка еще один продукт.