Василий Ермаков - Мотив

Так и есть: на контроле стоит сам Домодедов. Я извлекаю из внутреннего кармана пиджака паспорт, вкладываю в него билеты. Домодедов, пружиня на носках и грозно прищурившись, смотрит, как мы идем.

В фойе много народу. Кто ест пирожное, кто пьет пиво, вынося кружки из тесного буфета. Мне кажется, что все смотрят на нас. Настя, замечаю я, выше меня. Надо было подложить в ботинки толстые стельки. Я ловлю себя на том, что начинаю сутулиться. А этого-то как раз и не надо. Но выпрямиться я уже не в состоянии. Я делаю вид, будто Настя сама по себе, и я то же самое. Я соображаю, что могу встретить кого-нибудь из учителей. А если здесь девушка с Больничного острова? Я недалек от того, чтобы развернуться и бежать, бежать из клуба.

Домодедов, многозначительно крякнув, берет мой паспорт и нарочито долго рассматривает мою фотографию. Затем, словно спохватившись, что заставляет ждать, отрывает корешок одного билета и кивком предлагает Насте войти в кинозал. Вот мерзавец! Но Настя не уходит, она не из тех, кто бросает товарища в беде. Комом, готовым взорваться в любое мгновение, во мне зреет возмущение.

Домодедов показывает кому-то паспорт и спрашивает, моя ли в нем фотография. Это уж настоящее глумление. Я выхватываю паспорт из волосатой, короткопалой руки Домодедова. Если он осмелится задержать меня, я за себя не ручаюсь.

Из-за спины этого сатрапа возникает Полуянов. Теперь полная хана. Припомнит мне сейчас военрук «Чайный домик», отыграется на мне.

Полуянов наклоняется к правому уху Домодедова и что-то шепчет, затем легонько подталкивает меня в зал. Мы входим и занимаем свои места. Мне очень стыдно перед Настей. Ей и самой, должно быть, нехорошо.

Полуянов садится двумя рядами впереди нас. Какие у него усталые плечи, да и весь он блеклый какой-то, неухоженный. Говорили, что у него умерла жена, от рака как будто, и теперь он живет один, даже детей у него нет — ни сына, ни дочки.

Я решаюсь взглянуть на Настю. Она, посмеиваясь, наблюдает за Домодедовым. И неожиданно я вижу его ее глазами — совсем не страшный, смешно пыжащийся и по-своему даже обаятельный человечек.

И тут в зал входит она — девушка с Больничного острова. Капюшон откинут на спину. Глаза рассеянно блуждают по рядам. В легких сумерках зала девушка выглядит еще прекраснее. И неожиданно наши взгляды встречаются. Что-то изменилось в ее лице — вот вам крест. Она узнала меня. А я сижу рядом с Настей — влип. Каким, должно быть, жалким выгляжу я сейчас…

Фильм начался, но я почти не воспринимаю ничего из того, что происходит на экране. Как мне надо вести себя, когда фильм кончится, посмотрит ли еще раз на меня девушка в черном пальто, и если посмотрит, то какими глазами? И как мне вести себя с Настей на улице?.. А Полуянов?.. Как он отреагирует на все, что, конечно же, заметит?.. Впрочем, на Полуянова наплевать.

Кадры впечатляют, актеры — лучше не надо, особенно Сильвана Пампанини, но содержание фильма по-прежнему не доходит до меня. Я ощущаю только, как стремительно летит время…

Фильм кончается. Открываются сразу три выхода, и зрители тесной толпой валят наружу, в темноту и в свежесть. Чуть впереди, усмехаясь в прокуренные до желтизны усы, передвигается Полуянов. Стыдясь чего-то, украдкой я выискиваю взглядом девушку с Больничного острова. Вон она — пробирается между рядами, вся озабоченная тем, чтобы не задевать сиденья, но что-то подсказывает мне, что она все-таки не упускает меня из виду. Девушка выбирается из рядов перед нами и, горделиво вздернув носик, выходит на улицу. Вся ее повадка как бы уличает меня в чем-то — мне кажется так.

С губ Насти слетает пар. От холода после тепла лицо ее грубеет. От этого я чувствую себя увереннее, будто сравнялся с ней в чем-то. Настя продевает свою руку в сгиб моей правой руки, нажимает плечом и спрашивает, о чем я молчу. Интересный вопрос. Вот только как на него ответить?.. Еще интереснее будет, если девушка в черном пальто обернется и увидит, как мы тут обжимаемся с Настей. Но как часто со мной случается, мне необходимо усложнить свое положение. Я бухнул, что хочу поцеловать ее — Настю, конечно.

— Так в чем же дело? — посмеиваясь, подначивает Настя.

Поднявшись на цыпочки, я потянулся к ее губам. Совсем рядом от моих огромные глаза Насти, полные едва сдерживаемого смеха. Настя, видимо, тоже вытягивается на цыпочках, я никак не могу дотянуться до ее губ. На цыпочках долго не простоишь, сводит мышцы. Не солоно хлебавши, приходится на половине бросить эту затею. И тут я вижу, что перед тем как свернуть на мостки, ведущие к Больничному мосту, девушка в черном пальто оглянулась. Она видела, конечно же, все.

— Понравилось? — поддразнивает меня Настя. — Проводи меня до автобуса. Мне пора домой.

— А может, прошвырнемся пешком? — бесшабашность охватывает меня.

— Ой, нет-нет!

Впереди двое. Хорошо, если бы они оказались хулиганами. Я бы сразился с ними, показал Насте, какой я неустрашимый. Двое ближе. Я узнаю в них Ваську и Юрку. Они оживленно спорят о чем-то.

— Привет, — небрежно роняю я, поравнявшись с ними.

Они останавливаются и смотрят так, будто каждого хорошенько трахнули по башке.

— Т-ты-ы? — выдыхает Васька, и в голосе его звучит надежда, что это не я.

Настя, подыгрывая мне, еще крепче прижимается к моему плечу. Так мы и проходим мимо, и я ощущаю на своей спине завидующие взгляды моих дружков. Я прошу Настю обождать и подхожу к корешкам на пару слов. Они выглядят так, будто оскорблены свалившимся на меня счастьем. Еще они как бы сомневаются, достоин ли я его, сумею ли удержать.

— Это кто? Настя? — обиженно вопрошает Васька.

— Нет. Это королева Марго. Урожденная Валуа.

— Ну, ты даешь! — не верит своим глазам Васька, а Юрка глупо ухмыляется.

С них хватит. Я возвращаюсь к Насте. И не удерживаюсь от того, чтобы не нанести дружкам еще один удар — обнимаю ее.

— Тот, что разговаривал с тобой, сидел на моем стуле, — сообщает Настя. — А Валя-то Коничева девочка славная. Ты ее сегодня очень обидел. Зачем ты так?..

Я молчу. А что тут скажешь? Настя должна сама догадаться, что нечего. Уж не для того ли она и пришла, что хотела сказать про Валю?..

Мы подходим к остановке. Автобуса нет, улица пустынна. В это время суток автобусы ходят редко. Настя как-то странно косится на меня.

— Теперь мы увидимся не скоро, — говорит она, загадочно и почему-то тревожно улыбаясь. — Я уезжаю в Петрозаводск и вернусь только после Октябрьских праздников. Меня там ждут, понимаешь?

— Понимаю, — бормочу я, хотя ничего не понимаю.

— Чего ты понимаешь? — спрашивает Настя, и глаза ее становятся еще тревожнее. — Ничего ты не понимаешь. Ни-че-го.

Из-за поворота, переваливаясь с боку на бок, выезжает автобус. Я беру Настю под локоть, чтобы, как только распахнется дверь, нырнуть вместе с нею в автобус, и тут ощущаю, как отчужденно напряглась Настя. Должно быть, она не хочет, чтобы я проводил ее до дому. И точно.