Василий Ермаков - Мотив

— Ну что ты?

— Джинсы приобрела? — обойдя ее и заглянув в ее лицо через левое плечо, полюбопытствовал я. — Ну и чем же ты за них заплатила?

Настя долго смотрела на меня.

— Мерзкие вы какие! — наконец усмехнулась она и снова уставилась в зеркало. — О тебе-то я думала лучше.

Я почти что обнюхал ее плечи и шею, после чего шепнул в ушко:

— Кто это «вы»?

— И ты, и Бориска. Тот, не успела я к ним в дом войти, сразу же полез ко мне со своими соплями. Дурак невозможный. А ты… Ты, может, еще хуже его.

— Однако же, — возразил я, положив подбородок на ее правое плечо и поймав в зеркале отражение ее взгляда. — Однако же, джинсы-то от него принять не побрезговала?

Настя так и замерла. Кажется, только сейчас полностью дошло до нее, на что я намекал все это время.

— Так я и знала! Просто от вас не уехать! — сказала она. — Все вы какие-то чокнутые, нормальных вещей не понимаете. Одна тетя Надя чего стоит!.. А ты-то! У-у! — Настя аж задрожала от ненависти, но вдруг сменила гневный тон на ехидно-вкрадчивый: — А тебе завидно? Мальчика опередили? Да уж Бориска не ты, тюха, Бориска своего не упустит и подход знает. А ты только страдать да умничать и умеешь! Любимым маршрутом повел, а в мороженицу пригласить не догадался. Вот и позлись теперь, может, поумнеешь…

И, нисколько не стесняясь меня, принялась сдирать с себя джинсы, скатывая их от талии по бедрам вниз. Но мне было не до ее бедер. Как засаднило в моей душе, когда Настя так пренебрежительно отозвалась о моем маршруте. А я-то, дурак, воображал!.. Кроме того, мне стало ясно, что напрасно я думал о Насте скверно — не было у них ничего с Бориской, и не дарил он ей джинсы. Но как же они оказались у нее? Не мог же Бориска опуститься так низко — загнать их по спекулятивной цене Насте, своей родственнице?..

Пока я обмозговывал это, Настя переоделась в свое цветастое легкое платье, а джинсы свернула и сунула в пакет.

— Открой дверь, — буркнула она, глядя мимо меня.

Прожив у нас две недели, Настя так и не сумела запомнить, в какие стороны надо отжать рычажки, чтобы замок сработал. Я открыл дверь. Настя помедлила, затем, глядя опять же мимо, сообщила, что джинсы эти к Бориске никакого отношения не имеют, что она купила их с рук, «щоб ей подло было». Меня будто кипятком ошпарили. Я тотчас вспомнил, кто любил кстати и некстати употреблять это выражение. Я вспомнил, в чем подозревает Настю тетя Надя. Надо предупредить ее. Я бросился вниз по лестнице за Настей. Ну, Бориска, если все окажется так, как меня сейчас осенило, будет тебе подло — обещаю.

Настя уже вошла под арку, ведущую со двора на многолюдный Большой проспект Петроградской стороны. Солнечный день ослепил меня. От мусорных баков и контейнеров с пищевыми отходами несло гнилью. Усиленно ворковали голуби.

Я бросился через двор, но видя, что Настя вот-вот растворится в толпе, громко окликнул ее. Старушки, пасшие своих внучат и внучек в песочнице под тополями посреди двора, с любопытством запосматривали на меня. Настя с недоумением оглянулась.

— Ку-ку! — увидев меня, ответила она и прибавила шагу.

— Настя! — крикнул я. — Это Борискины джинсы! Тетя Надя думает, что ты украла их!

Настя остановилась, насупившись и оцепенев. Недоверие к моим словам читалось во всей ее напрягшейся фигуре, погруженной в синюю полутьму арки. Подойдя близко, я повторил, что джинсы Борискины, изложил содержание телефонного разговора между тетей Надей и мамой, ввернул и про заплатку для убедительности. Настя тут же полезла в пакет, развернула джинсы и нашла эту заплатку.

— Но… как же? — растерянно пробормотала она. — Я же на самом деле их с рук купила. Восемьдесят рублей заплатила. Честное комсомольское… Недалеко от нашего дома парень какой-то, весь такой хлюпающий, подошел. Отозвал в сторону и предложил. Я еще обрадовалась, что у меня ровно столько денег, сколько он запросил.

— У это парня Че Гевара на груди?

— Кто-о?

— Дядя бородатый на футболке оттиснут?

— Ну да… оттиснут, — вспомнила Настя. — А что?

— Поздравляю. Суду все ясно. Бориска на тебе сделал бизнес. Это он тебе долговязого парня подсунул. Можешь мне верить.

Настя круто свернула к тополям и опустилась на свободную скамейку, не смахнув даже песок, которым ее обсыпали дети. Она долго молчала, насупившись и царапая ногтями пакет с джинсами, затем резко выпрямилась и посмотрела на меня, намереваясь попросить о чем-то, но тут же осеклась и прищурилась враждебно.

— Ты-то чему радуешься? — с расстановочкой поинтересовалась она. — Что Бориска попался? Э-эх… ты-ы!..

Я опешил: я же и виноват. Да катись ты со своим Бориской подальше и джинсы свои разнесчастные прихвати! Напридумывали себе престижной дряни — житья не стало. Всяк бдит, не вырвался ли кто вперед, не отстал ли кто…

Из-под арки, ведущей в соседний двор, выбежала стая собак. Впереди важно семенила коротколапая остромордая сучка. Чуть поотстав, с терпеливо-похотливыми мордами тряслись такие же коротколапые кобели разной масти. Смешно и странно было видеть среди этой одичалой мелкоты породистого, не совсем еще опустившегося дога.

— Ну, ладно! — сказала Настя, проводив собак взглядом. — Спасибо за предупреждение. Держи!

Она швырнула на мои колени пакет с джинсами и решительно направилась к арке. Я растерялся, не понимая, зачем она это сделала. Будто сунули меня лицом во что-то непотребное. Злой, как черт, я оставил пакет дома, после чего отправился на Кировский проспект.

В полукруглом кафе-мороженое я застал того самого долговязого парня, который так успешно выполнил поручение Бориски, и поразился, как точно схватила Настя сущность этого парня: он действительно хлюпал всем, каждым движением длинного вихляющегося тела.

За одним с ним столом сидела маленькая «клюшка» и подобострастно внимала тому, о чем он говорил. Она делила свое внимание между этим недоноском и зелеными аквариумами, расставленными в зале. В аквариумах плавали разноцветные рыбки.

Я сказал парню, что мне нужно сказать пару слов, и мы вышли в сквер, посреди которого возвышалась на гранитном пьедестале чугунная статуя изобретателя радио. Все оказалось так, как рассказала Настя. Парня провернутая спекуляция приводила в искренний восторг.

— Ну, Боб! Ну, фрайер! Сеструху свою нажег! — с блатными нотками в сиплом голосе упивался он. — Щоб мне подло было!..

Еле удержался я, чтобы не влепить ему меж глаз. Да и что толку бить таких недоносков: сегодня он прилепился к Бориске, завтра прилепится к любому другому.

— Вы тут как-нибудь без меня, — в пятницу утром заявил папа мой, Георгий Карпович. — Я съезжу на пару дней в заводской профилакторий: что-то сердчишко за-пошаливало.

Сердчишко у него начинало пошаливать всякий раз, когда ему хотелось увильнуть от участия в каком-нибудь семейном мероприятии, и мама была бессильна повлиять на него, разве что упрекнуть в отсутствии интереса к семейным делам. А сегодня вечером такие дела как раз и намечались: мама и тетя Надя устраивали срочное семейное чаепитие по случаю внезапного исчезновения Насти и недостойного поведения дяди Николая.