Андрей Шляхов - Ювелирная работа

Мальвина кивнула — да, не было.

— А почему на участок? — спросила главный врач. — И вообще, почему после ординатуры по кардиологии вы работаете сначала в терапии, а потом на «скорой»? Причем всюду недолго, да еще и с большим разрывом?

— Дело в том, что к переезду меня вынудили трагические обстоятельства, — Алекс нахмурился, вздохнул и постарался как мог изобразить лицом душевные муки. — Мои родители и старший брат взорвались в машине на моих глазах…

Тетки слушали, ахали, переглядывались и сочувственно качали головами. Алекс не случайно начал отвечать на вопрос с конца — с причин, якобы побудивших его к переезду. Пусть собеседницы сначала оттают немного, проникнувшись чужим горем, а затем можно и про работу в терапии объяснить. Доктор Кашурников предупредил, что терапевт с «корочками» кардиолога вызывает у начальства подозрения — то ли он во вредных привычках погряз, то ли просто дурак, так что к объяснению этого биографического факта Алекс подготовился особо.

— А терапевтом я работал, потому что в лучшей больнице Братска, где я проходил практику, не было кардиологического отделения.

— Но вы же могли бы остаться в Иркутске? — предсказуемо поинтересовалась главный врач.

— Не мог, — Алекс снова вздохнул, на этот раз много горше прежнего. — У мамы обнаружили сахарный диабет, в тяжелой форме, с осложнениями на почки. Она давно болела, но не жаловалась и ко врачам не обращалась, очень стойкая была женщина. Ну а когда совсем приперло, то… — еще один вздох. — Я не мог оставить ее в таком состоянии. Как отец мне сообщил, я сразу же отказался от места в аспирантуре и сразу же по окончании ординатуры уехал в Братск. Да и в первую больницу устроился не столько из-за того, что она лучшая в городе, а потому что мама там регулярно лежала. Хотелось быть рядом.

От Мальвины сильно разило душно-приторными духами. От этого аромата в носу у Алекса возникло что-то вроде раздражения, так что шмыгнул носом он вполне натурально, вроде как всхлипнул.

Глаза главного врача заблестели и ей пришлось моргнуть несколько раз подряд, чтобы согнать этот блеск. Мальвина тоже шмыгнула носом. Алекс подумал о том, что если бы Савелий мог увидеть эту сцену, то стал бы гордиться своим старшим сыном. «Лепит как шьет», говорили в таких случаях в родной Осиновке.

Дальше собеседование перешло в конструктивное русло. Главный врач спросила, многое ли помнит Алекс о работе на участке из институтской практики. Алекс скромно потупил взор. Тетки переглянулись в очередной раз, а затем главный врач стала грузить Алекса предстоящими сложностями. Рабочий день ненормированный — работать нужно до тех пор, пока всех не примешь и не посетишь. Своим участком дело не ограничивается, с соседнего тоже могут нагрузку подбросить и отказываться нельзя. Пациенты часто скандалят и вообще с ними трудно, но к каждому нужно найти подход, чтобы не было жалоб. Отчетности много, но ее нужно вести идеальным образом, потому что по цифрам судят о работе. Торговать больничными листами и справками нельзя категорически, сейчас за это судят и хорошо если дадут условный срок… Ну и так далее.

— А можно узнать, на какой участок вы планируете меня направить? — спросил Алекс, когда главный врач сделала паузу. — Участки же бывают разные, не хотелось бы напрасных разочарований.

— Участок хороший, компактный, одни многоэтажки, — ответила главный врач. — Правда, третий корпус тридцать девятого дома по улице Перовской считают про̀клятым домом, но вы, я надеюсь, не верите в такую чушь?

— Не особо, — честно признался Алекс. — А что не так с этим домом?

— Считается, что третий подъезднеблагоприятен для мужчин, особенно — для молодых, — главный врач усмехнулась, давая понять, что сама она в подобную мистику не верит. — Они там, якобы, часто умирают. По разным причинам. И виновата в этом некая юная дева, которая наложила на себя руки от несчастной любви еще в начале XVIII века. Дом стоит на бывшем кладбище, а третий подъезд — как раз на склепе, в котором была похоронена самоубийца…

— Но, насколько мне известно, самоубийц раньше на кладбищах не хоронили, — вставил Алекс.

— Верно, — кивнула главный врач, — все так, да и само кладбище было немного в другом месте. Но люди склонны верить в любую мистическую чушь. Лежит она в своем склепе и высасывает жизни из молодых мужиков, мстит, так сказать, всему мужскому полу. Мне один доктор сразу заявил — в про̀клятый дом не пойду на вызов ни за какие коврижки. Так что давайте сразу определимся.

— Меня эти байки не пугают, — Алекс улыбнулся во все тридцать два зуба. — Проблем не будет, я вам обещаю.

— Хорошо, чтобы их вообще не было бы, — вздохнула главврач. — А то на собеседованиях все такие замечательные, а потом начинается… Ладно, Александр Николаевич, пишите заявление. С понедельника. А завтра приходите в девять часов к заведующей вторым отделением Раисе Макаровне. Триста десятый кабинет. Она введет вас в курс дела, познакомит с коллективом и даст документацию, с которой вы ознакомитесь на выходных. Отнеситесь к этом ответственно, потому что в понедельник вы с восьми начинаете прием.

«Не пугай пуганого», подумал Алекс, узнавший от Кашурникова, что основная бумажная работа ложится на медсестер. Взять, к примеру, рецепты — медсестра их выписывает, а врач только подписывает и ставит печать. Печать! Печати-то у Санька не было! Во всяком случае, Алекс ее не нашел. Наверное, этот раздолбай ее где-то посеял. В представлении Алекса печать должны были выдавать после окончания вуза, вместе с дипломом.

— Ой! — обернулся он уже от двери. — Я забыл сказать, что у меня нет печати…

— Мы понимаем, что нет, — улыбнулась главный врач. — Откуда ей взяться? Вы же никогда не работали в поликлинике. Печать закажем, а пока что будете писать на рецептах «личной печати нет» и ставить вторую треугольную.

Вот на таких мелочах и прокалываются разведчики со шпионами. Алекс порадовался тому, что не успел сообщить теткам о потере печати во время переезда в Москву. Могли бы возникнуть вопросы, да и вообще — разве ответственный человек может потерять такую ценную вещь, как печать?

Человеку, знакомому с ювелирным ремеслом, изготовить печать, да еще и простую, с одними лишь буковками — раз плюнуть. Но Алекс не хотел заниматься такой «самодеятельностью» поскольку подозревал, что у врачебных печатей могут быть какие-то потаенные особенности, знакомые лишь посвященным. Например — запятая вместо точки, или черточка в положенном месте, или еще что-нибудь. Зачем нарываться? Недаром же говорится, что «если можно по закону, то и нужно по нему».

Завыть от тоски Алексу захотелось на втором часу инструктажа, когда в глазах начало рябить от бумажек. Да и сама заведующая отделением Раиса Макаровна, длинная сухопарая стрекоза в огромных очках, наводила тоску как своим видом, так и монотонным голосом. Нет, на «скорой» было гораздо веселее и бумажек всего-ничего — карта вызова, да сопроводительный талон… «Но там еще были носилки, аппаратура, ночная работа и вызовы на улицу, — напомнил внутренний голос. — А в поликлинике ходишь только по квартирам, ничего, тяжелее тонометра, в руки не берешь и ночами не работаешь. Опять же, здесь связи заводятся легче, это тебе умный человек тоже объяснил. На „скорой“ все быстро-быстро, срочно-срочно, не до развития знакомств и наведения контактов. А в поликлинике — другое дело. Короче, Алекс-Санек, не ной, а продолжай операцию по внедрению в столичные медицинские сферы! Ставки высоки, игра стоит свеч!».