Нора Эфрон - Оскомина

(А еще, когда мне грустно, я часто ем рагу из копченого бекона.

Мелко порежьте немного бекона и потомите на маленьком огне, чтобы растопить жир. Добавьте нарезанный кубиками картофель и жарьте бекон и картофель на медленном огне, пока они не зажарятся до хрусткости. Добавьте яйцо и — приятного аппетита.)

Внезапный скачок из приземленного быта в Высокую Драму потряс меня настолько, что, проснувшись наутро, я, честно говоря, обомлела: оказывается, то был вовсе не дурной сон! Конечно, метафора эта затерта до дыр, но ощущение было именно такое: мне снится кошмар, и я понимаю: это — кошмар, потом просыпаюсь, а кошмар все длится, прямо как на знакомой всем картинке на коробке детского питания: малыш ест кашку, а рядом коробка, на которой малыш ест кашку, и так далее без конца.

На второе утро я отчаялась. Проснулась, но продолжала лежать, ощущая, как в животе ворочается ребенок, и думала: что же будет со мной дальше? Разумеется, рано или поздно Марк явится. А если нет? Что тогда? Где я буду жить? Сколько мне потребуется денег? Кто будет со мной спать? Последний вопрос меня особенно интересовал, потому что я и вообразить не могла, что вернусь в свою прежнюю форму. Теперь я всегда буду на восьмом месяце, думала я, и слезы, одна за другой, неторопливо затекали мне в уши; потом вечно буду на девятом месяце, и так на девятом месяце навсегда и останусь. Отныне на меня могут позариться разве что мужчины, привыкшие к теткам с безобразными фигурами; стало быть, речь может идти исключительно о врачах. При других обстоятельствах я о врачах и не подумала бы. Давно, еще в колледже, встречалась я с одним начинающим эскулапом. У меня нарывал палец после того, как я случайно вонзила шариковую ручку в заусенец. Мой кавалер взглянул на него и произнес: «Абсцессы. Диабет». Я перепугалась не на шутку: мне всегда казалось, что евреи чаще других болеют диабетом, хотя таких данных я не знаю. Как-то раз я познакомилась со специалистом по диабету и решила докопаться:

— Можно вас спросить? — начала я, но он меня опередил:

— Вы хотите спросить, правда ли, что евреи болеют диабетом чаще других.

— Да, — подтвердила я.

— Меня все об этом спрашивают, — сказал он. — Нет, это не так. В Индии существует секта, члены которой болеют диабетом чаще, чем евреи.

Он говорил ну прямо как феминистки — те вечно твердят, что доминирующее положение мужчин вовсе не предопределено природой: есть же одно племя в Новой Гвинее, у них мужчины сидят дома и ткут, а женщины охотятся на медведей. Как бы то ни было, диабета у меня не нашли, только нарыв на пальце. С тех пор я потеряла к врачам всякий интерес. Но кто, кроме них, обратит на меня внимание? Беременная, уже на восьмом месяце, неуклюжая копуша с огромным пузом и кривой спиной, пупок торчит, как плодоножка тыквы, а ступни — ни дать ни взять перезревшие огурцы. Если представить беременность в виде книги, то последние две главы наверняка надо вырезать. Начало восхитительное, особенно если тебе повезло: по утрам тебя не тошнит и не рвет, а также если у тебя, как у меня, грудь как была маленькая, так и осталась. А тут груди вдруг наливаются, и вот уже у тебя роскошный бюст, при ходьбе он колышется; правда-правда, колышется и прыгает: вверх-вниз, вверх-вниз. Ты начинаешь подолгу разглядывать себя в зеркале, играючи берешь груди в ладони, поднимаешь и опускаешь, сдвигаешь, раздвигаешь, смотришь на себя сбоку, нагибаешься, напрягаешь их, чтобы торчали. Ах, эти груди, сказочные, нежные, величиной с абрикос, затем — прелестные, смелые, упругие мандаринки, но потом, когда они уже вот-вот станут персиками, апельсинами, грейпфрутами, канталупами и бог знает какими еще фруктами или овощами — победителями окружных фермерских ярмарок, — у тебя начинает расти живот, и все сравнения теряют смысл перед этим самым настоящим арбузом. Ты в жизни не выглядела такой несуразно огромной. Теперь ты тоскуешь по своему прежнему тощему, далекому от совершенства телу, и хотя здравый смысл подсказывает, что в конце концов ты станешь примерно такой, как и была, но голос здравого смысла заглушают козни твоего организма: ты уже не можешь, как раньше, спать на животе; стоит кашлянуть, и ты непроизвольно окропляешь трусики; соски оставляют пятна на нарядных шелковых блузках; и еще одна неожиданность: ты теперь разбираешься в загадочных недугах, знакомство с которыми рассчитывала отложить вплоть до почтенного возраста, — типа отекших ног, варикозных вен, неврита, невралгии, повышенной кислотности и оскомины.

Оскомина . Вот отчего я так страдаю, думала я, лежа в постели. Оскомина . Это слово охватывает все, что со мной случилось. Осложненная оскомина . Измеряемая двузначными цифрами. Смертельно опасная оскомина . Едва это сравнение пришло мне на ум, как из глаз хлынули слезы; жаль, что я не лежала в теплой ванне, тогда я получила бы еще большее удовольствие мазохистского толка. Нет ничего лучше, чем всласть порыдать в ванне от жалости к себе: вся, с головы до ног мокрая, ты утираешь слезы, но лицо у тебя все равно мокрое, так что слезы значения не имеют.

А не залечь ли в кровати на весь день, подумала я. А может, все же встать, плюхнуться в ванну и остаться на весь день там. А если никаких других вариантов, кроме этих двух, я не вижу, — может, это уже признак нервного расстройства? — спросила я себя. (Нет, вряд ли.) Не покончить ли мне с собой, мелькнула мысль. Порой я размышляю о самоубийстве — просто чтобы напомнить себе, что оно меня совершенно не влечет, поскольку ничего не решает. В свое время эта тема меня волновала, скоротечный невроз казался страшно романтичным, я мечтала походить на девушек, которые знают названия полевых цветов, умеют выкармливать птенчиков из пипетки, спасают падающих в бассейн жуков, а подчас задумываются, не наложить ли на себя руки. Сейчас, в лучшую пору жизни, я наконец поняла, что ничуть не склонна к неврастении, и смирилась, зато малейшие признаки наличия такого недуга у других меня теперь жутко раздражают. И когда я вижу женщину, которая роняет слезы при виде деревьев, роняющих по осени листья, я знаю, что передо мной набитая дура.

Я взяла пульт и включила телевизор. Шла передача Фила Донахью. Он интервьюировал пятерых лесбиянок, те по такому случаю решили признаться в нестандартной ориентации. Я представила себе, как все пятеро годами ждали достойного предложения; они отвергли Мерва, Купа [39] Куп (Ирвинг Купсинет; 1912–2003) — американский газетный и тележурналист, много лет вел в Чикаго еженедельное телешоу. , отвергли Каветта [40] Ричард Алва Каветт (р. 1936) — известный американский тележурналист, ведущий ток-шоу. и с презрением посматривали на товарок, которые для такого разоблачения выбирали заурядные оказии, вроде встречи Дня благодарения с папочкой и мамочкой. Эти же дожидались приглашения от самого Фила, чтобы открыться, наконец, на камеру. Лесбиянство я тоже рассматривала как вариант. Оно всегда представлялось мне чрезвычайно изобретательной реакцией на нехватку мужчин, но что касается всего остального — пустые хлопоты. И вдруг до меня дошло: если залечь надолго, то волей-неволей придется смотреть мыльную оперу. Большое спасибо, не надо. Я встала и отправилась в группу.