Нора Эфрон - Оскомина

Пару дней спустя мы с моей подругой Мери пошли в закусочную на Шестьдесят первой улице пообедать, там-то я и увидела по телевизору это шоу.

— А я случайно встретилась с Марком, — говорит Мери.

— Когда?

— Пару дней назад, в Чикаго, он туда приехал в рамках рекламного турне: представлял свою книгу.

— И где же ты с ним встретилась?

— «Плейбой» устраивал презентацию какой-то книжки.

— И?

— Он держался очень мило, — говорит Мери. — А там поди разбери… Народу куча, и вообще… — Она поковыряла вилкой рататуй.

— Мери?

— Я беспрестанно об этом думаю. Понимаешь? Будь я на твоем месте, чего я ожидала бы от себя самой? А ты-то что думаешь?

— Думаю, что страдать заставляют двое: и тот, кто причиняет боль, и тот, кто раскрывает тебе глаза.

— Понимаю. Вот черт.

— Но я правда хочу, чтобы ты мне все рассказала. Кто она?

— Та, что написала книгу о сексе, — отвечает Мери.

— Они были вместе на приеме, — заключаю я.

— Да, и после. В отеле.

— Вот ублюдок, — вырывается у меня.

— Пойми: у него только что вышла серьезная книга, вот он и решил гульнуть, но это же ненадолго.

— Знаешь, у меня тоже вышла книга, — говорю я. — Меня тоже показывали по телевизору в кулинарной программе Купсинета. Но я же не прыгнула в койку к «Гурме по-быстрому», а ведь он тогда еще и не думал бредить Иисусом Христом.

— Мне так худо — хуже не бывает, — говорит Мери.

— И ты туда же?! Худо мне, а не тебе, так что твоя хата с краю.

— Несправедливо все это, — говорит она. — Ты в отношениях разбираешься куда лучше меня… Ты же ходила на групповую терапию.

Мы, естественно, могли без конца обсуждать, зачем Мери мне рассказала про Марка. Но я даже рада этому, тем самым она уберегла меня от жестокого удара в дальнейшем; и все равно — только диву даешься… Как бы там ни было, мы с Марком разбежались. Я полетела в Вашингтон за своими пожитками, и там мы сцепились; он бросил мне в лицо самое, с мужской точки зрения, оскорбительное обвинение: для меня главное — выйти замуж (мужчины сплошь и рядом бросают женщинам это обвинение). Потом отвез меня в аэропорт, а там, посреди аэропорта, моя дорожная сумка лопнула — и все мои сковородки, венчики и кулинарные книги вывалились на асфальт, тут мы с Марком снова сцепились, но уже по другому поводу: чей томик Джулии Чайлд, мой или его (книга была его). Все, конец.

— Выходит, ты с самого начала знала, что он не подарок? — спросила меня Вера, узнав о нашем разрыве. Она всегда делает такие заключения, и, хотя в принципе я с ней согласна, они меня крайне раздражают.

— Разумеется, знала, — отвечаю я. — Я же тебе сразу так и сказала, как только познакомилась с Марком. Помнишь, что ты ответила? Что у всех есть скелет в шкафу.

— Ничего подобного я не говорила, — протестует Вера.

— Точно говорила , — возражаю я.

— Я сказала только, что люди способны меняться, — не сдается она. — Ну а если ты в это не веришь, зачем сюда ходишь?

— Спонсировать твои кафтаны, — говорю.

Зазвонил телефон, Вера взяла трубку.

— Какую долю прибыли обещают от тиража в бумажной обложке? — спрашивает она того, кто ей звонит. — И что сказал ваш агент? — Она кивает. — Ладно, требуйте сорок-шестьдесят сверх двухсот пятидесяти тысяч. — Она кладет трубку и поворачивается ко мне.

— Думаешь, я выбрала Марка потому, что заранее знала, как все сложится? — спрашиваю я.

— Разве я так говорила? — спрашивает Вера.

— Тебе и говорить не надо, и без того все ясно.

— Да?

— Да. Да!

— Я тебе не рассказывала про то, как старик решил купить лошадь? — спрашивает Вера.

— Пока не знаю. Все твои истории начинаются похоже.

— Словом, идет старик за лошадью. Лошадник ему говорит: «За пятьсот рублей продам тебе отличного конягу». «А что у тебя еще есть?» — спрашивает старик. «Ну, за сто пятьдесят могу продать осла. Он долго не протянет, но из Киева до Вильно тебя довезет». Купил старик осла, а тот через две недели издох. Старикан опять пошел к барышнику и говорит: «Откуда мне было знать?..»

— Это история о чем? О том, какая ты умная, или о том, какая я дура? — спрашиваю я.

— Обо всем сразу, — отвечает Вера.

— Ну, на этот раз мне все же посчастливилось: в этой твоей притче я выступаю в человеческом обличье. В прошлый раз ты мне тоже рассказала русскую байку, но там я была корзиной с цыплятами.

Повисла долгая пауза.

— Ну? — не выдержала Вера.

— В двух словах не объяснишь, — говорю. — Ты хочешь все разложить по полочкам. Думаешь, я просто стою себе, глаза пялю, а мимо топает армия мужиков, и все орут: « Меня выбери, меня! », я же, как всегда, выбираю самого завалящего. В жизни все по-другому. Мне даже не удается подыскать мужчину, который жил бы в одном со мной городе.

— Ерунда, еще удастся, — говорит Вера.

А вот и нет, не удалось. Мой следующий возлюбленный жил в Бостоне. Он научил меня готовить грибы. От него я узнала, что сначала надо сильно разогреть сливочное масло и, когда масло раскалится, высыпать в него немного грибов — они получаются очень аппетитными, золотистыми и хрустящими. Если же масло разогреть недостаточно и грибов сыпануть много, то они пустят сок и размякнут. С тех пор всякий раз, когда готовлю грибы, вспоминаю того моего приятеля. В юности я встречалась с парнем, так вот он учил меня добавлять сметану во взбитые яйца, но поскольку я никогда не кладу сметану в омлет, то никогда не вспоминаю о нем.

Потянулись недели. Дважды в месяц я летала на выходные в Бостон. И дважды в месяц бостонец прилетал ко мне в Нью-Йорк. Я увлеченно искала способ добиться идеально румяной, хрустящей корочки на пироге и была совершенно счастлива. И тут объявился Марк. Он возник внезапно, бурно каялся и осыпал меня подарками. Слал мне цветы, слал драгоценности, слал шоколадные наборы, причем не чрезмерно изысканные, швейцарские, а наши, американские, с орехами; жевать их — одно удовольствие. Он названивал мне, вел беседы, как завзятый психоаналитик. Сказал, что совершил самую страшную ошибку в жизни, что мечтает меня вернуть, что будет вечно любить меня и никогда-никогда не заставит меня страдать. Сказал, что хочет на мне жениться. Сказал, что мне пора свыкнуться с этой мыслью. Сделал мне предложение на самой загруженной линии нью-йоркской подземки, предложил стать его женой в автобусе, что идет по Сорок девятой улице через весь город. Он так часто умолял меня выйти за него, а я ему так часто отказывала, что, если он пропускал день-другой, я начинала тревожиться. Он осаждал меня сутками. Разглагольствовал о детях.

— Давай споем все свадебные песни, которые только вспомним, — однажды утром предложил он. И запел о любовном гнездышке, увитом розами.

— Представь, — запела я в ответ, — во что это гнездышко может превратиться через год.