Нора Эфрон - Оскомина

— Уж простите за кольцо, — сказал он.

— Пустые слова, — буркнула я.

Он пересек вестибюль и выбежал на улицу. Я поехала обратно, наверх, вошла в Верин кабинет. Вся группа встала, вид у них был чуточку смущенный. Вера пошла звонить в полицию, а мы бросились обниматься. Вообще-то, по правилам обниматься запрещено, но и грабить тоже запрещено, так что мы правилами пренебрегли.

— Полиция прибудет через несколько минут, — объявила по возвращении Вера и обвела нас взглядом: — Вы, наверно, считаете, что я не сумела вас защитить.

— Вера не виновата, — сказала я. — Это все из-за меня.

— Ты вечно твердишь, что ты виновата, — сказала Ванесса. — Что у тебя за страсть себя виноватить?

— А что, Рейчел никогда не бывает виноватой? — спросила Дайана.

— Он приметил меня еще в метро, — сказала я. — Видел, как я сняла кольцо и сунула в лифчик. Судя по всему, он двинулся за мной, но я шла вместе с Эллисом, так что грабить меня на улице ему было не с руки.

— Надеюсь, вы с Эллисом по дороге не разговаривали? — поинтересовался Дэн.

— Нет, — ответил Эллис, — а если бы заговорили, то, скорее всего, о тебе — до чего же ты несносный.

В комнате повисло молчание.

— Ограбление наверняка попадет в газеты, — сказала Ванесса, — и уж в этом буду виновата я.

Все, что бы Ванесса ни сделала, попадает в газеты.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Дайана. — Наконец-то мы узнаем, какая у кого фамилия.

— Я должен признаться, — сгорая от смущения, начал Эллис. — Как это ни ужасно, но я почувствовал влечение к тому типу. Это лицо под нейлоновым чулком… Да, влечение, и еще какое…

— А я видела его без чулка, — объявила я.

— И? — оживился Эллис.

— Я тоже почувствовала влечение к нему.

— Ну, ты… Ты же в отчаянии, — заметил Эллис.

— Твоя правда, — сказала я. — Только незачем об этом напоминать.

Однажды, примерно за месяц до этих событий, я колдовала на кухне нашего вашингтонского дома: старалась улучшить свой способ готовить яйцо в мешочек за четыре минуты. Рецепт такой:

кладете яйцо в холодную воду, доводите ее до кипения и сразу же выключаете горелку. Накрываете кастрюлю крышкой и оставляете на три минуты. В итоге через три минуты вы получаете идеальное яйцо в мешочек.

Увы, человечество почему-то не стремится, затаив дыхание, разузнать, как за три минуты получить яйцо в мешочек, но даже очевидная бесполезность затеи редко останавливает увлеченного своим делом кулинара, а здравый смысл частенько берет свое уже слишком поздно. (Например, однажды, когда я только делала первые шаги на кулинарном поприще как профессионал, торговцы каперсами наняли меня, чтобы я разработала кучу рецептов с этой приправой. Помнится, я неделями совала их во все подряд, кроме разве что молочных коктейлей, пока в конце концов не поняла: как с каперсами не мудруй, их все равно никто особо не любит. Некоторые только делают вид , что любят, но давайте признаемся: те блюда, которых каперсы не портят, без них гораздо вкуснее.)

Как бы там ни было, в четверг днем, в двадцать минут четвертого, я варила на кухне яйца. Время я запомнила точно, потому что, услышав крик, тут же посмотрела на часы. Кто-то кричал, вернее, истошно вопил. Потасовка, подумала я. Потасовка, причем нешуточная: того и гляди кого-нибудь укокошат. Пошла в прихожую, открыла входную дверь. Вопли смолкли. И я вернулась к яйцам. Вечером, едва Марк приехал домой, я ему сообщила:

— Если в нашем квартале сегодня кого-то убили, то произошло это в три часа двадцать минут.

Марк и ухом не повел. Тогда я подумала, что он считает меня типичной домохозяйкой, которая от скуки развлекается, сочиняя романтические приключения и страшилки. Теперь-то я понимаю, что у него тогда только-только начинался роман с Телмой, а в таких случаях все, связанное с женой, его уже не трогало, не забавляло и не интересовало.

Теперь я думаю, что я и вправду превращалась в скучающую домохозяйку — но не в такую, которая безвылазно сидит дома и выдумывает бог знает что, а в такую, которая пытается привлечь внимание мужа, чьи мысли где-то далеко, с кем-то другим. Когда их роман еще только завязывался, что бы мне тогда не заподозрить неладное? Эта мысль не дает мне покоя, но убийство в нашем квартале вспомнилось мне не по этой причине, я к нему еще вернусь.

Прошло три дня. Наступило воскресенье. Мы с Марком решили пойти пообедать и видим: на нашей улице полицейская машина. Дверь дома напротив приоткрыта, на полу в прихожей — большое бурое пятно.

— Если в доме обнаружили труп, — обратилась я к полицейскому — он стоял возле крыльца, — то убийство произошло в четверг днем, в три двадцать.

Да, обнаружили. Труп мистера Эбби, смирного человечка, незадолго до смерти начавшего предлагать состоятельным господам услуги интимного свойства. И я оказалась единственным свидетелем! Не стремлюсь нагнетать страсти, но мне всегда хотелось попасть в свидетели, поклясться на Библии, что буду говорить правду, одну только правду, ничего кроме правды, а потом спорить с адвокатами и позировать судебным художникам. И вот моя мечта осуществилась! Но сказать мне было нечего. Вот досада! Причем досадовала не только я, но и детектив Хартман — он расследовал убийство и упорно пытался хоть что-то из меня вытянуть.

— Вам известно гораздо больше, чем вы думаете, — твердил он в надежде извлечь из моей памяти еще какие-нибудь сведения.

— Увы, нет, — отвечала я.

Несколько дней спустя детектив Хартман предпринял еще одну попытку проникнуть в мое подсознание. Он поведал мне много интересного. Выяснилось, что последнее утро своей жизни мистер Эбби провел на мебельном аукционе. Встретил там приятеля, и тот предложил ему пообедать вместе. Мистер Эбби отказался, объяснив, что накануне ночью приметил возле автовокзала некоего черного красавца и хочет его разыскать.

Больше живым мистера Эбби никто не видел.

Эта история меня поразила. Мне не верилось, что можно быть настолько одержимым страстью, чтобы отказаться от обеда, да еще и после аукциона! Себя я привыкла считать человеком здоровым, темпераментным, но мне и в голову никогда не пришло бы отказаться от обеда ради секса. Я сказала об этом Марку. Сказала, что гомосексуалисты отличаются от гетеросексуалов тем, что у них редко бывают постоянные партнеры и либидо сохраняется до более преклонного возраста.

Марк слушал меня с такой скептической миной, что я невольно подумала: видимо, он про себя дивится, до чего же у меня короткая память. Неужели я забыла первые месяцы нашего романа? Мы же часами напролет кувыркались в постели, любовью пропахло все: воздух, простыни, мои руки, волосы… Неужели я все это забыла?! (Разумеется, не забыла. С другой стороны, из положенных трех трапез в день мы ни разу не пропустили ни одной!) Теперь, когда я знаю про Телму, мне, разумеется, понятно, чем был вызван скептицизм Марка, а в ту пору я так мало знала и о нем, и о его либидо, и о мужчинах вообще . Когда же я научусь их понимать? Когда же пойму: не то удивительно, что мужчин, хранящих супружескую верность, мало, а то, что они вообще есть?