Михаил Гиголашвили - Кока

– Менты всегда найдут способ пить кровь у народа. Для ментов воры – враги. Зачем им воры и воровские законы? Они сами, по своим блядским законам, хотят управлять и заправлять, а тут какие-то воры со своими заморочками – убивать нельзя, пытать нельзя, семью трогать нельзя, взятки давать нельзя! Только бабло мешают рубить! Попомни моё слово – они ещё начнут воров отстреливать, как после войны уже делали! Мало пацанов уже положили? Бычарня рулит! Силовики-насиловики! Давай по последней, тут как раз на один разлив.

Кока взял кружку. Беспал, привалившись к стене и закрыв глаза, качнул головой – “не могу, пропущу!”. После горячего чифиря с водкой его развезло.

Выпили за братву. Расписной пустил крытника гулять по полу, и тот деловито засновал взад-вперёд, подъедая крошки. Хозяин любовался им, приговаривая:

– Бережёного бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт…

“Сегодня счастливый день”, – и только успел об этом подумать Кока, как раздался вопль Расписного:

– Осторожно, козёл!

Но поздно! Беспал, с трудом встав к очку, пьяно качнулся, оступился и наступил на таракана! Раздался треск, как от хлопушки. Из-под ботинка вылетела зеленоватая жидкость, а по камере пронеслось что-то вроде стона.

Расписной, не сходя с табурета, резво заехал Беспалу кулаком по скуле, по голове, раз, другой и третий, крича:

– Сука, куда копыта ставишь! Ты что, в коматозе? Бронелобая тварь! Расхерачить тебе хлебососку?! Ирод колчерукий! Хуемразь! – Замахнулся ложкой с заточенным черенком. – Засандалю перо в грудак – и не пикнешь, падла! Тебе что, в глаза насрали, ослеп?

Беспал забился за спину Коке, виновато урчал оттуда, как пёс:

– Прошу прощения, не хотел, случайно, виноват… Он сам бухой… криво ползает… под ногу попал…

Расписной, отшвырнув ложку и вздохнув:

– Твою ж мать!.. Валух проклятый!.. Жди теперь беды в хату! У, жопоморда! Припизд господень! Гвозди бы тебе в ноздри забить! – поднял с пола раздавленное тельце и положил в банку. – Похоронить надо… Честным фраером жил, честным и помер, царство небесное!.. Где найдёшь такого?..

– Я найду. Отвечаю! – с пьяным бахвальством оживился из-за Кокиной спины Беспал. – Зуб даю – найду! – На что Расписной махнул рукой:

– Кому на хер твои гнилые зубья нужны?! Он больше тебя стоил! Такого не найти нигде!..

– Я не хотел… Он сам под ногу полез, бухой… – бормотал Беспал, загнанно и съёженно прижимаясь к стене. Кока негромко посоветовал ему пасть не разевать, пусть Расписной опомнится.

Вдруг Савва пробормотал:

– В тишине хоть спать будем, а то заколебала эта чучундра – шершми шуршала…

Расписной, готовя из фольги гроб для Графа, рыкнул:

– Да он в сто раз умнее тебя, дурака! Думаешь, на руках наколол КОТ [184] Коренной обитатель тюрьмы. – и готово, масть повысил? А, чухлома?.. Жри свои сонники и служи тюремную службу, пока по скворечнику не отхватил! Вот дал бог сосидельцев!.. – Он был встревожен и опечален всерьёз. – Башка не для того, чтобы жрать! Иногда и мозгой шевельнуть надо! Ну ты и ломщик! Не можешь на своих кривых ногах стоять – не пей, блядина! – обернулся к Беспалу.

– Давно Граф у тебя? – спросил Кока, чтобы как-то отвлечь Расписного.

Тот вздохнул:

– Да вот как мой кент скопытился от ханки, год уже. По наследству достался, сам кум передал банку (а в голове у Коки мелькнуло: “Секир-башка крытнику!”).

Наконец все успокоились. Беспал захрапел. Савва молчал. Расписной, сменив олимпийку на ночную рубаху, чистил зубы, а Кока нежился в сладкой полудрёме и уже почти заснул, как вдруг заскрежетал ключ, дверь распахнулась.

– Гам… Рек… С вещами! – приказал Моська Понос.

– Что? – застыл Кока под одеялом.

– Куда его на ночь глядя? – спросил Расписной со щёткой в руке.

Моська не ответил, только открыл дверь пошире:

– И матрас бери. И подушку. И бельё. И посуду. И все свои причиндалы! – На повторный вопрос Расписного нехотя ответил: – Следак ещё утром распорядился, а дежурный забухал и бумагу только нашёл. Ну и дух водочный! – повёл он носом.

Расписной буркнул:

– Сам принёс – и сам удивляется! Куда его?

– Куда надо.

Кока ошалел. Вот тебе и беда в хату! Не знал, за что браться. Руки дрожали. Посуда летела на пол…

Расписной протянул целлофановый пакет, туда брошены паста, зубная щётка, несколько луковиц, чесночная головка, горсть кускового сахара.

– На первое время. Библию бери. Тут она уже никому не нужна, а тебе, может, сгодится. Бабки, ксиву не забудь! Давай, держись, удачи! Белой дороги тебе! – хлопнул он Коку по плечу.

Беспала будить не стали. Савва что-то пробормотал, слабо качнув рукой.

Со свёрнутым матрасом и подушкой подмышкой, с гремящим скарбом в жёлтом пакете, Кока тащился по коридору, плохо соображая сквозь водочный туман, куда его ведут… Лампы потрескивали, накаляясь и затухая. Тюремная вонь лезла в нос: затхлая смесь металла, капусты, гари, хлорки.

Они неотвратимо спускались по лестнице. И чем ниже спускались, тем громче становилось на этажах – крики, песни, ругань из-за дверей.

Времени собирать мысли нет, как при аресте… Секир-башка…

Его опять ударило понимание – его точно ведут в петушатник!.. Куда ещё?.. Следак же грозил!.. Волнение возросло донельзя. Одно дело – камера с людьми, другое – гнездо с пидорами!.. “Или в пресс-хату, за непослушание! – навалилась другая гора. – Господи, помоги!” От волнения он ощутил спазмы в желудке и начал утробно, как убиваемый баран, рыгать.

Первый этаж. На стене – плакат:

“СОВЕРШИЛ ПРЕСТУПЛЕНИЕ – ИСКУПИ ВИНУ!”

Моська Понос постучал ключом по этажной двери. Из дежурки вылез Сало со съехавшим галстуком под тройным подбородком и куриным остовом, зажатым в руке. Открыл этажную решётку.

– Пожальте бриться, горный зверь! – Видя, что Кока взбудоражен, сквозь чавки успокоил: – Не боись! Там грызун верховодом, он тебя приголубит!

– Где? Какой грызун? Тархан?

– Не-ет… Хан Тархан – далеко, – мечтательно махнул Сало курицей в потолок. – Тут другой, тоже брадатый, как ты…

– Куда меня привели? – не выдержал Кока, видя теперь в Сале того единственного, кто может ему помочь…

Сало, сунув обглоданную косточку в карман, утёрся сальной ладонью.

– В общую тебя привели. Ты что, как та Монта-Криста, думал весь срок на спецах жировать? Нет, брат, не пойдёт! – И распахнул дверь камеры. – Прошу пани на пони!

Кока напрягся и вошёл внутрь.

В глаза бросились фигуры: за столом, наверху, на двухэтажных нарах, сидят в кружок на нижних нарах.

– Мир в хату! – громко сказал у дверей.

Камера затихла.

– Кто смотрящий?

– Скильки Лен! Скильки Зин! Я ось дивлюся на тебе – и туга тоска бере мене! – начал подступать к нему голый по пояс парень, и Кока, бросив матрас, спешно полез в мешок за кружкой, чтобы дать парню по лбу, но тут раздался окрик: