Михаил Гиголашвили - Кока

– Русская тюрьма – это ад! – перевёл Кока его первую фразу, но Евсюк, щекастый, брылястый, задиристым воинственным тоном парировал:

– Не хуже ваших концлагерей, где вы людей жгли! Ладно. На что жалуется?

– На всё.

– Ясно. – Евсюк побарабанил по столу, пододвинул немчику печенье и бутерброды: – Угощайтесь!

Но немчик смотрел подозрительно, еды не брал и нудил про разбитые очки, про консула и правозащитников – сейчас перестройка, не тоталитаризм, почему его держат в скотских условиях? Где адвокат, переводчик? Как заказать новые очки? Никто не хочет разбираться, а он сидит ни за что! Его обокрали, избили – и он же ещё и виноват?

– Эк куда его занесло! Скажи ему – перестройка всё, капут, кончилась! Теперь обычная мозгостройка пошла! Спроси лучше, зачем наших пацанов отбуцкал? В деле всё чёрным по белому написано! – Евсюк отдулся после доброго глотка чая.

Немчик пыхнул губами:

– Пф-ф… Кого я бил? Меня избили!

– Суд разберётся.

– Он просит перевести его в другую камеру. Думает, будет без тараканов.

– Без тараканов не бывает! Зэки ж постоянно хавают, крошки в камерах, – вздохнул Евсюк (а Кока подумал: “Врёшь! Есть чистые камеры – одну такую недавно видел, где тепло, светло, зелёная лампа, телевизор и ореховое варенье!”). – К бабам на этаж его, что ли, перевести? Там коридоры почище, зэчки сами убирают, – вслух подумал он. – Переведи ему: я уже известил начальство о консуле. Адвокат ему тоже будет предоставлен. Когда? А я нешто знаю?.. Пока там канцелярские менты разберутся… Знаешь что – бери его к себе в камеру! У вас там потише и порядок есть, – вдруг предложил главнач. – И успокой его ради бога! Мне эти заморочки вовсе не нужны! Будь добр, помоги! И Замбахо от меня скажи, чтоб приголубил фрицёнка!

– Обязательно. Давайте. У нас ещё пара мест свободна, – благосклонно согласился Кока, чем вызвал радость у Евсюка, приказавшего завернуть в салфетку бутерброды для пацанов в хате.

Так Кока вернулся в камеру не один, а с обалдевшим немчиком. Объяснил братве, в чём дело. Немчику дали место, полку в “телевизоре”, угостили чаем, объяснили, что матрас и прочее он получит завтра, сейчас склад закрыт. Своих вещей у него не было. Замбахо спросил, за что его взяли. Кока вкратце рассказал.

– Да, не повезло бундесу – в наше дерьмо попал! – сокрушался Тёща, предлагая немчику печенье с маслом, отчего у того затряслись руки от благодарности.

Хаба спросил, где он сидел, почему так зашуган?

– Тамь, тамь сидьель! Ин камер! – пытался по-русски говорить немчик, тыча пальцем в пол и уплетая вместе с печеньем хлеб с колбасой. – Инферно! Сьюмащечи дом, грязни хат!

– А он думал – ему шницели подавать будут? – рассмеялся Трюфель, подкладывая оголодавшему немчику сыр и галеты.

– Я, я! Шницель! Наш турма давайт! – ответил Ингольф (его сразу прозвали коротко – Гольф).

– А он откуда знает? Сидел?

Оказалось, что Гольф видел по телевизору, как арестанты в немецкой тюрьме на обед могут выбирать между шницелем, фрикадельками и гуляшом, а гарнира – пюре, тушёных овощей, риса или жареной картошки – бери сколько влезет.

– Как ему наш борщ? – шутил Тёща.

– Боршт? У! Хорор-фильм! Шреклих! Унд дас… Кашья кушаль!.. О готт, – перешёл на родной язык немчик, – что едят эти русские!.. Кому мы проиграли войну!..

Кока этого не перевёл – Лом и Рудь и так смотрели на Гольфа злобно и нарывисто, зачем обострять? – но немчика тихо предупредил:

– Ты потише с такими речами, за них и отхватить можно… Вы, кстати, потому и проиграли войну, что мало “кашья кушли”…

Когда Гольф узнал, что Кока и Замбахо – земляки великого Сталина, то стал жать им руки и хвалить вождя: Сталин нам помогал, посылал металл, танки, самолёты, а глупый фюрер напал на него.

– Сталин от фашизма мир избавил! И всех советских держал за железным занавесом, дал нам отстроить Европу, на ноги её поставить!

Потом Гольф доверительно сообщил Коке, что он из солидной бременской семьи, отец и дед – зубные врачи, деньги есть, только как их сюда, в Россию, переправить? И кому дать, чтобы покинуть это инферно? В прежней камере говорили, что можно дать деньги и выйти – так ли это?..

Надо подумать. Посоветоваться. Сам Кока малосведущ в таких вопросах. Замбахо тоже не умел с финансами обращаться. Зато Гагик был тут как тут.

– Очень пр-ростой, бана! – начал каркать он. – Здеся откр-рывай счёту и пер-реводи, эли, откуда хочесь, хоть с Север-рной полюсы!

– Как из тюрьмы счёт открыть? И кому переводить? Кто-то же должен их получить?.. – вздыхал немчик.

Гагик сделал умное лицо.

– Да, пр-р-роблем, бр-рат… Но ничего, эли! У меня есть в банке знакомый! Он сам счёту откр-роет, сам получит, сам закр-роет…

Немчик обрадовался, но Кока, заметив нехорошие отблески в чёрных глазах Гагика, по-немецки отсоветовал Гольфу поручать такое дело неизвестно кому. А Гагику сообщил, что немчик не рискует отдавать деньги в незнакомые руки.

– Эли, как незнакомые? Это Напик, Наполеон, тёти Сир-р-рануш племянник, ар-ра! В банку пашет как звер-рски! – начал было Гагик, но Кока махнул рукой, и Гагик замолк.

Гольф прижился в кавказском углу. Со всеми вместе клеил коробочки и кораблики к Новому году, поднося рукоделие близко к лицу. Или писал что-то в тощей тетрадке, низко склоняя голову к странице. Или шатался, как сомнамбула, по камере, натыкаясь на стол и нары, хоть Тёща от души предлагал ему свои очки, не желая понимать, что у него очки для чтения, а Гольфу нужны для дали. Немец даже выучил несколько главных русских слов и часто повторял их (будучи уверенным, что язык надо учить в диалогах и вслух):

– Началнык! Турма! Борщт! Кашья! Лошка! Тариелка! Сол! Объед! Ужынь! Водька! Миасо! Хлиеб! – И совсем неизвестно откуда: – Микоян-котльет-великан!

Особое оживление начало царить в тюрьме перед Новым годом. Этого праздника ждут все – и зэки, и вертухаи, и начальство. По камерам, как обычно, пошли разговоры об амнистии.

– Сталин всегда к Новому году выпускал. И Берия большую амнистию делал. А от этих сук разве дождёшься? – ворчал Лом, налаживая гирлянду из конфетных фантиков (нанизывал иглой на нитку, закреплял узелками).

– Умный очень ты! Сталин, значит, сперва сажал всех, а потом кого-то выпускал? Что с чеченцами сделал этот усатый сволочь? – грозно спрашивал Хаба, и все качали головами: “Знаем, выселил!” – Он шайтан был! Эти, которые сейчас, – шайтанята, а он был настоящий сатана!

– А за что он вас выселил? За то, что чёрного скакуна и золотую шашку подарили гауляйтеру! Хлебом-солью фашистов приняли! Вот за это! – зло ввёртывал Лом.

– Ты чурбаноид! Немцы до Северного Кавказа вообще не дошли! Какие шашки? Какие кони? – кричал Хаба.

– Ну, не подарили, не дождались, но хотели же подарить! – не сдавался Лом, расправляя и растягивая гирлянду.