Павел Иевлев - Небо над дорогой

Надулась, губы поджала, слеза блестит. Ничего, иногда полезно послушать правду.

— Он хотел любить кого-нибудь именно как отец. Ты дала ему эту любовь. Для него это важно, и он обязательно за тобой вернётся.

«Если ему не оторвут где-нибудь его дурную башку», — подумал я при этом, но вслух не сказал, конечно.

— Дальше. Я тебе не папа и не хочу им быть. У меня не такое большое сердце, чтобы полюбить всех несчастных детей Мультиверсума. Несчастье — это норма, а не исключение. Но я тебя не брошу, на мороз не выгоню и позабочусь о тебе в меру своих скромных возможностей. Накормлю, помогу, в обиду не дам. Это, ей-богу, максимум того, что один человек может ожидать от другого. Поняла?

— Да. Спасибо, па.

— Что-о?

— Шучу! Вот сейчас шучу, честно! Это была шутка!

Вот засранка.

Цыган вышагивал возле башни взад и вперёд, но установленной границы не пересекал. Я любовался им сверху. Не верю этому паскуднику. Через какое-то время пара цыганят притащила ему складной шезлонг, столик, бутылку и стакан, и он расположился с удобством, собираясь, видимо, меня пересидеть. Упорный, чёрт. Помариновал до вечера, пока его акки не зарядились, потом вышел всё-таки.

— Прости, хороший человек Сергей, так было надо.

Не вижу ни малейших признаков раскаяния.

— Надо было что?

— Подать сигнал, что мы нашли маяк. Это вопрос выживания нашего народа.

— Теперь весь ваш народ припрётся мне под дверь?

— Все, кто сможет добраться. Пойми, ты не сможешь оставить маяк себе. Он слишком для всех важен.

— Ну что же, я, как ты верно заметил, найду себе новый дом. Но башню я запру и ключ утоплю в море. Я бы её назло вам взорвал, но хер её взорвёшь. Зато и взломать невозможно. Так что поздравляю — твой народ только что лишился последних шансов. А ты — твоих зоров. Штраф за мудачество.

Сука, больше всего ненавижу, когда меня пытаются вот так нагло нагнуть. Развернулся уже уходить, чтобы не слушать возмущенные вопли, но он очень спокойно сказал:

— Забери мои зоры, но выслушай.

— Я тебя послушал уже один раз и дома лишился.

— Не меня. С тобой церковник говорить хочет.

— Какой ещё церковник?

— Церкви Искупителя. Выслушай его.

— На кой он мне хрен? — удивился я. — Я про Искупителя вашего ничего не знаю.

— И тебе не интересно?

Поймал. Интересно. На что можно подманить аналитика? — На вкусный кусочек свежих ароматных новых данных! Пока он будет обнюхивать их длинным розовым носом, дрожа от возбуждения мозговыми вибриссами, бери его голыми руками и набивай чучелко.

И всё же — не хватает мне этого кусочка мозаики, чтобы понять, что вокруг творится.

— От тебя же не убудет, если ты его послушаешь?

Вот не факт. Мало ли чего наплетёт этот служитель культа. Как осознанный атеист я понимаю социальную важность религий, но их существование неприятно напоминает мне о том, что люди неспособны принять реальность такой, какова она есть. Им непременно необходима какая-нибудь системная ложь.

— Ну… ладно, пусть читает свою проповедь. Только недолго, мне ещё вещи собирать.

— Я передам ему, он придёт.

На том и разошлись.

— А можно я тоже его послушаю? — спросила Настя. — Мне отчего-то кажется, что это важно. Для меня важно.

— У меня есть знакомые священники, — ответил я, — некоторые из них вполне приличные люди. Но я тебя уверяю, любое кино интереснее их рассуждений. Даже артхаус вызывает меньше зевоты.

— Ну пожалуйста!

— Да ради бога, как бы он у них ни назывался. Вилку только не забудь.

— Зачем вилку?

— Лапшу с ушей снимать.

Эли увязалась за нами — она целый день таскалась за мной хвостиком, стараясь не упускать из виду и при любой возможности держать телесный контакт. Садилась на колени, обнимала или просто путалась в ногах, как голодный котик. Я чувствовал, что она тревожится, но не мог понять, от чего именно. Так-то поводов, откровенно говоря, хватало. Я и сам на нервах.

Цыгане припёрли ещё два складных кресла, а на столик поставили бутыль и стаканы. Я решил, что даже нюхать это не буду. С них станется клофелина туда подмешать.

Церковник имеет вид классического бродячего монаха — дерюжная хламида, капюшон. Думал, он мне сейчас задвинет из-под капюшона замогильным голосом что-нибудь пафосное про то, что бог велел делиться. Причём именно мне и именно с ним. Но он сумел меня удивить: непринуждённо сел в кресло, закинул ногу на ногу, набулькал в стакан вина, откинул капюшон — и оказался довольно обычным человеком лет слегка за тридцать. Небольшая аккуратная бородка, коротко стриженые чуть рыжеватые волосы, открытое, располагающее лицо. Приятная улыбка хорошего парня.

В общем, крайне подозрительный тип.

— Привет, меня зовут Олег.

— Отец Олег? — уточнил я.

— Ну, какой я вам отец? — засмеялся он. — Молод я ещё для таких детишек.

— Извиняюсь, культурный шаблон.

— Когда-то меня так называли, — кивнул он, — но с тех пор многое изменилось. Теперь я не в церкви отцов, а в церкви детей.

— Так что тебя ни к чему не обязывает! — неожиданно широко улыбнулся он. — В отличие от той церкви, эта не пастырская.

— И какой тогда в ней смысл?

— Она даёт надежду.

— Им? — я махнул рукой в сторону табора.

— А им не нужно?

— Что им нужно, так это поменьше разевать рот на чужое имущество.

— Расскажите про Искупителя! — вдруг пискнула Настя.

Не замечал за ней раньше стремления встревать в чужие разговоры. С чего это её разобрало? Вот заведёт он сейчас ликбез на пару часов, и что?

— Это просто старая история, девочка, — не оправдал моих опасений священник, — не в ней суть.

— О чём она?

— О том, что, когда Мультиверсум начинает гибнуть, рассыпаясь, как выпущенная из рук колода карт, то в нём непременно рождается Искупитель. Тот, кто примет в себя его суть и переплавит её в новое бытие для всех. Рождённый от дочерей трёх народов, он будет обладать достаточной полнотой восприятия, чтобы Вместить Мультиверсум во всей его совокупности и стать его Новым Носителем. Там ещё много заглавных букв, это я вкратце.

— Один от трёх родится? — удивился я. — Ну, тут даже непорочное зачатие отдыхает как концепция.

— Это легенда, — мягко ответил Олег, — кто знает, как исказилась она за тысячелетия устной традиции? Кроме того, поверь, я видел уже много удивительных вещей.

— Когда он должен родиться? — не отставала Настя.

— Многие считают, что вот-вот. Некоторые — что уже. Мультиверсум трясёт, срезы коллапсируют один за другим, это пугает. Цыганские глойти уверены, что он грядёт.

— Где его искать?

— Девочка, — удивился Олег, — никто не знает. Некоторые вообще считают, что это собирательный образ, аллегория единения людей перед лицом опасности. Мультиверсум не спасёт никто, кроме нас самих.