Павел Иевлев - Небо над дорогой

— А маяки как-то всё это держат вместе. Держали. А без них, мол, весь этот фарш провернётся назад. Не спрашивайте как.

— В общем, мы бы ему не поверили, — продолжил Иван, — но он уговорил нас включить резонаторы. Всплыли мы над Дорогой и видим — реально фигня какая-то. Туман рассеивается, а за ним — вообще жопа жопная. Мы прониклись и отправили его с конторскими договариваться. Мы-то что, мы тут только дирижаблем командуем…

— Они там до сих пор тёрки трут, кстати, — встрял Артём, — и чёрта с два бы чего сдвинулось, если бы не твоя жена. Она, услышав про эти расклады, просто пошла и включила, никого не спрашивая. Все забегали, у всех претензии, но она сказала, что, пока тебя не дождётся, не выключит. Даже если придётся запереться внутри башни с детьми.

Узнаю свою супругу. Она женщина спокойная, но, если надо, решительная и упрямая. Я от неё здорово огрёб за то, что дирижабль без меня вернулся. Это была не то, чтобы истерика, — но нечто весьма к ней близкое. Получил я и за то, что мне на них наплевать (неправда), и за то, что чужие дети мне дороже своих (совсем неправда), и за то, что все мужики сволочи, им лишь бы в даль на лихом коне, а жене тут страдай (ну, в принципе, так и есть, да). Я сразу признал свою полную и безоговорочную вину во всём предъявленном, а также в несовершенстве Мироздания в целом. Закрепили мою капитуляцию в спальне, и на том успокоились.

Эвелина в моё отсутствие помирилась с Андреем. Передала через жену свою благодарность за спасение и отбыла с ним.

— У них ренессанс отношений и второй медовый месяц, — пояснила супруга. — И какие-то идеи, как поправить ситуацию с ребёнком.

— И куда они намылились?

— Я не стала спрашивать, да они и не сказали бы.

И то верно — у них обоих остались неприятные хвосты. Эвелина — оператор-дезертир из Коммуны, Андрея, по-моему, только ленивый убить не хочет. Даже у меня есть поводы, если хорошо подумать. Но я-то как раз ленивый, а Македонец, например, — мужик деятельный и упорный. Вот прибудет Ольга, освободит его от представительских обязанностей — и я за Андрея тогда ломаный эрк не дам. Так что я бы на его месте тоже не делился планами и маршрутами. Мультиверсум большой, но все почему-то постоянно друг другу на ноги наступают. Парадокс.

Настю с большим облегчением сдал Артёму. Возвращаю, мол, временно доверенное мне имущество — не то, чтобы совсем в целости и сохранности, но уж как сумел. Штурман наш посмотрел в её синие фонарики-глаза да присвистнул только:

— Вон оно, значится, как…

— Прости… пап. Я не знаю, почему так вышло.

— Ну что ты, — вздохнул он, — иди сюда.

Обнял, по голове погладил, наговорил чего-то утешительного. И так это у него ловко и естественно вышло, что я прямо позавидовал немного даже. Понятно, отчего белобрысая в него так вцепилась — он просто архетипический Хороший Отец. Добрый, всепонимающий и даже мудрый. Не в общем смысле — так-то он тот ещё балбес, — а в специфически-отцовском. Не притворяется, не играет, не изображает из себя — а правда такой. Умеет ребенку сказать именно то, что нужно, именно в нужный момент. Выгнав его из учителей, Коммуна сама себе в жопу солью выстрелила, ей-богу. Прирождённый же педагог. Гонять его оператором по Мультиверсуму — как гвозди забивать… Не знаю, даже чем. Котятами, например.

— Надо её в Центр Мира везти срочно, — сказал Артём, вернувшись из каюты, где уложил вымотанную нашими приключениями девочку спать. — Только в Школе знают, как обращаться с Корректорами. Они как-то причудливо включены в структуру Мультиверсума. «Живые нервы Мироздания», как говорят там. И, пока не научатся это принимать в себе, опасны для себя и окружающих.

— Последнее, что я хотел бы для своей дочери, — вздохнул он. — Но такое не выбирают.

— Нам в любом случае туда надо, — сказал Иван. — Там моя семья. Уже должны были добраться.

— И моя, — кивнул Артём, — им уже рожать вот-вот, если я не обсчитался с временным коэффициентом.

У меня там Эли, но я не стал заострять на этом внимание. Уж точно не при жене. Мне Криспи хватило — эта девица отожгла, как сумела.

На следующий день после нашего возвращения, жена отвела меня на пляж, подальше, чтобы никто нас не слышал и сказала:

— Ко мне пришла Криспи. И знаешь, с каким вопросом?

Мне сразу стало нехорошо. Я практически уверен, что Ленка догадывается, что мы с Крис переспали однажды. Женщины такие вещи чуют. На прямой вопрос отвечу честно, но, раз она эту тему не поднимает, то я уж точно не стану. И всё равно чувствую себя виноватым, чёрт побери.

— С каким? — спросил я по возможности ровным голосом.

— Попросила моего согласия на то, чтобы стать твоей второй женой. Или официальной любовницей. Или как там это у них?

— Эльскерин. Расширенное семейное партнёрство или что-то в этом роде.

— Отчего-то не сомневалась, что ты знаешь, — поддела меня жена.

— Лен, ну что ты… Это не моя идея, уж поверь.

Ну, Крис, ну ты выдала! Вот же бестолочь упёртая!

— Верю. Ты бы не стал посылать с этим девушку. Не твой стиль. Но всё же, что мне ей ответить?

— Ты меня спрашиваешь?

— А кого мне спрашивать? Знаешь, дорогой, в последнее время столько всего случилось, что я уже сама не уверена, на каком свете живу. Может быть, тебе это совершенно необходимо, и ты просто боишься меня обидеть? Может быть, ты её любишь и страдаешь, разрываясь между чувствами и долгом перед детьми? Может быть, ты любишь нас обеих и не можешь выбрать? Ответь, пожалуйста, честно. Для себя, в первую очередь, честно, не для меня.

— Я думаю, — ответил я после паузы, тщательно подбирая слова, — что это плохая идея. Даже если ты готова это принять — всё равно плохая. В нашем культурном коде нет многоженства, как у южных народов, или его облегченной формы — эльскерин, как у альтери. Мы просто не умеем так жить, у нас нет социальной и ролевой модели поведения в таких союзах. Это было бы дико неловко, наполнено подавленными конфликтами и обидами, и, в конце концов, уничтожило бы нашу семью. А наша семья — это самое дорогое и ценное в моей жизни. Честно скажу — мне симпатична Криспи, но я не люблю её как женщину. Не люблю, как тебя. Я к ней отношусь… как к выросшей приёмной дочери, наверное. Я буду всегда готов ей помочь, поддержать, спасти. Буду переживать за её ошибки и неудачи. Но ты — часть меня, а она — отдельный человек. Не чужой, но отдельный. Понимаешь?

— Она любит тебя, — нейтральным тоном, глядя чуть в сторону, сказала жена.

— Я знаю. Это, мне кажется, следствие глубокой ментальной травмы, которую она пережила. Это не нормальное чувство женщины к мужчине. Кроме того, не забывай, что эмоционально она куда моложе, чем выглядит. Это подростковая бешеная влюблённость, чувство острое, но редко переходящее в хроническое. Я надеюсь, у неё пройдёт. Надеюсь, она не возненавидит меня в результате — так часто бывает с влюблённостями…