Чжан Юэжань - Кокон [litres]

Нас с Шашей поместили в одну палату, раз в два часа медсестра приносила нам градусник. Сначала мы еще могли прогуливаться по зданию, но к обеду одного из пациентов с подтвердившимся диагнозом отвезли со второго этажа в отделение неотложной терапии, после этого весь корпус притих от испуга, и люди уже не решались выходить в коридор. Наша палата была просторнее триста семнадцатой, там стояло четыре кровати. Я включил телевизор и устроился с пультом на койке у окна. Шаша сначала села на кровать у входа, потом передвинулась ближе ко мне. Она то смотрела в телевизор, то переводила взгляд на меня, как будто хотела что-то сказать. Я не отрывал глаз от экрана, там крутили рекламу минералки: мужчина сначала долго бежит, потом хватает бутылку с водой и принимается шумно пить. Сверкающие солнечные лучи бьют по иссушенной земле, и кадр наполняется летним зноем.

С событий в бамбуковой роще прошло уже шесть лет. Все это время я старался избегать встречи с Шашей. Но она время от времени появлялась то тут, то там. Если я покупал пампушки в столовой, Шаша оказывалась в той же очереди; если шел к воротам, чтобы забрать газету, она стояла у прилавка с фруктами, выбирая арбуз. Случалось и так, что я видел ее на остановке, когда ехал из центра города домой. Она бесшумно проплывала у меня перед глазами, как привидение – то появится, то снова исчезнет. Словно хотела напомнить, что и она живет на этом свете.

Окончив среднюю школу первой ступени, Шаша поступила в медицинский колледж на сестринское дело. Колледж был далеко от дома, ей пришлось переехать в общежитие, и в Наньюане она почти не появлялась. Несколько раз мы с Большим Бинем и Цзыфэном собирались поужинать вместе, за ужином они вспоминали, что давно не видели Шашу, звонили ей и приглашали присоединиться. Где бы Шаша ни была, приезжала она всегда очень быстро, а со мной держалась так естественно, будто ничего и не произошло. Она похорошела, стала наряжаться и пользоваться косметикой, но все равно казалась какой-то несуразной. Тесная джинсовая жилетка, яркая плиссированная мини-юбка, обкусанный красный лак на ногтях. Вкуса у Шаши не было, она просто копировала своих однокурсниц. У нее появились подруги, настоящие оторвы, могу себе представить, как они командовали Шашей, гоняли ее туда-сюда. А она и не возражала, ее вообще было очень трудно задеть. Шаша все повторяла за своими новыми подругами, научилась курить и играть в бильярд. Цзыфэн говорил: они все встречаются с парнями, почему же у тебя никого нет? Шаша только хихикала и снова утыкалась в свою тарелку. Как и в детстве, она очень любила поесть, могла жевать весь вечер, пока мы не вставали из-за стола. Потом мы расходились по домам, Цзыфэн и Большой Бинь жили недалеко от ресторана, и оставшуюся часть пути я был вынужден делить с Шашей. Я ускорял шаг, чтобы поскорее оказаться у ее дома, но Шаша не сворачивала к подъезду, а продолжала идти за мной. Приходилось шагать еще быстрее, я едва не бежал. А она, пыхтя, трусила следом, останавливалась у моего дома и смотрела, как я захожу в подъезд. И так каждый раз – Шаша доводила меня до подъезда и только после этого возвращалась домой. Идти было недалеко, дорогой мы всегда молчали, но мне такие прогулки все равно были в тягость. Я стал придумывать отговорки, чтобы не приходить на очередные посиделки с Большим Бинем и Цзыфэном, если знал, что там будет Шаша. А потом она окончила свой колледж, папа через знакомых устроил ее работать в психиатрическую лечебницу, ту самую, которую мы так часто поминали в детстве: да ты больной, пора в психушку на конечной восемнадцатого автобуса! Я слышал, что Шаша хорошо ладит с пациентами, в психиатрической лечебнице ее заторможенность оказалась даже плюсом. Единственный недостаток такой работы заключался в том, что больничные правила запрещали сотрудникам принимать пищу на глазах у пациентов, и Шаше с ее пакетиками приходилось прятаться куда-нибудь во время дневного перерыва. Потом один из пациентов полюбил рвать подушки, по всей клинике летал утиный пух, в итоге у Шаши случился рецидив астмы, и ее увезли на “скорой” в больницу. Она уволилась и снова вернулась в Наньюань. К счастью, я тогда уже поступил в университет, а Большой Бинь с Цзыфэном уехали из города, так что мы с Шашей больше не встречались. Я думал, что больше ее и не увижу.

Не меняя позы, я до самого вечера смотрел в палате телевизор. Когда нервы взвинчены, сохранять сосредоточенный вид – занятие непростое, так что к вечеру я был совершенно измотан и позвонил тете, чтобы она принесла пива, когда придет меня навестить. Скоро в палату с обходом явилась какая-то женщина, по виду старшая медсестра. Над белой маской нависали узкие холодные глаза. Они остановились на мне, и женщина сняла маску.

– Тетушка Юнь? – воскликнул я.

Она совсем не постарела, только лишилась последних женских примет, а вытянутое лицо стало еще суровей. Я спросил ее, все ли в порядке с Цзыфэном, оказалось, она не знает. За день в больнице скончались два пациента, вряд ли он был одним из них. Я взмолился, чтобы тетушка Юнь отпустила меня домой. Она ответила, что раньше из карантина выписывали после двух дней наблюдения, но позавчера у одного мужчины диагноз подтвердился почти сразу после выписки, так что теперь без приказа от руководства никого из больницы не выпускают. Ты думаешь, нам хочется вас держать? Со мной на весь корпус всего три сестры, мы ничего не успеваем. Я вышел за ней из палаты. В коридоре было темно, пол пах антисептиком. Глядя ей в глаза, я сказал: при желании вы бы придумали, как выпустить нас отсюда. Она озадаченно на меня уставилась. Я улыбнулся: разве нет? Вы даже парализованного смогли отсюда вытащить. Она покачала головой: я не понимаю, о чем ты говоришь. Развернулась, чтобы уйти, но навстречу шла моя тетя.

– Так и работаете без отпуска? – спросила тетя.

– И вы тоже? Вчера видела вас в аптеке, – ответила тетушка Юнь.

– Я не могу уйти, девчонки новые еле шевелятся, не знают даже, где цефрадин стоит.

– И у меня то же самое, разве на молодых можно положиться? Случись что, сразу паника, все инструкции забывают.

Глядя друг на друга, женщины невольно улыбнулись. Старая вражда как будто забылась. Я заметил, что они очень похожи. Обе много лет жили одни, и не то одиночество сделало их чудачками, не то они с самого начала были чудачками, потому и выбрали одиночество. Но в итоге обе отдавались любимой работе с пылом, который больше некуда было приложить.

– Надеюсь, вы поможете Чэн Гуну, – сказала тетя. – Дедушку нашего потеряли, так парня сберегите.

– Что на меня надеяться, надейтесь на Бога. Он всех видит, всех бережет. – Тетушка Юнь надела маску и ушла.

Тетя поставила пиво на стол и протянула Шаше огромный плетеный мешок: