Натан Энгландер - Кадиш.com

И, одержав эту невеселую победу, Шули стискивает амулет — приобретает право собственности.

Они сидят в квартире, разгребают всю мерзость того, что Шули разоблачил. Всякий раз, когда Шули кажется, что его разум осмыслил всю серьезность содеянного, он вновь вглядывается в эту немыслимую мешанину папок и пыльных футляров для бумаг, в пухлые связки вероломно выманенных искренних признаний и обманутого доверия, в связки душ, покинутых в адском огне.

У Шули плохо укладывается в голове масштаб происходящего, и он ходит по кругу, вновь и вновь заводит разговор с отправной точки.

— В моем случае, — говорит он, — во имя моего дорогого покойного отца?

— Ни одной молитвы, — говорит Хеми. — Ни одной.

— А две тысячи восемьсот? Люди из списка на сайте?

— Две тысячи семьсот девяносто четыре, — поправляет его Хеми.

— Это реальные люди?

— За каждого внесена плата, а потом…

— Кадиш не прочитан.

Шули зажмуривается, пытаясь помножить свою личную боль на число всех, кого коснулось это вероломство. Моргает, смотрит на Хеми пристально.

— Ничего себе… уйма народу.

— Сам удивляюсь, как их много, но заявки все приходят и приходят. Иногда одна в день. Иногда одна в неделю. Скажем так: в месяц в среднем примерно двенадцать человек регистрируются и вносят плату.

— Но, когда я снова вышел в сеть, чтобы отыскать вас, число увеличилось дважды, буквально за несколько минут.

— То огромное число на главной странице не подтасовано. Но когда вы заходите на сайт впервые, счетчик откатывается на два, а потом число снова увеличивается.

— Сайт чует, что это нужно проделать? Такое можно запрограммировать?

— Это стимул. Скорбящему кажется, что прямо при нем заключаются договоры. И потому клиентам не так одиноко, когда они наедине с компьютером делают выбор. Я ведь им сочувствую.

— Нет, ты никому из нас не сочувствуешь, ничуть! — говорит Шули, вскипев.

— Думаешь, между мной и тобой такая большая разница? Что ж, допустим, я не выполняю букву договора, но стараюсь, чтоб память об этих людях не пропала, — Хеми обводит рукой свой архив. — Здесь хранится всё. Каждый договор. Каждое досье. Типа как мемориал. Я в чем-то вроде сына, который знает, что полагается сделать, но платит деньги другому, чтобы тот сделал это за него.

— Не сравнивай, — говорит Шули. — То, что ты делаешь, противозаконно!

— Тогда вызывай полицию.

Но Шули не вызывает полицию. А трет себе щеки обеими ладонями.

Царапает щеки, потом яростно царапает подбородок.

Хеми смотрит на эти возбужденные манипуляции. И говорит:

— Можно задать тебе один вопрос?

Шули перестает царапать подбородок, смотрит Хеми в глаза.

— Как ты меня разыскал? Все эти годы я жду, что кто-то кинется на меня на улице и разорвет в клочья. Жду, пока какой-нибудь студент оттуда, снизу, догадается и выбьет мне зубы. А пришел ты. Из давно минувших дней, когда все только начиналось.

— У меня была карта. Мне ее дал один мальчик из моего класса, из школы, где я преподаю. Этот мальчик писал тебе про своего отца.

— Все равно невозможно. Нет следов, по которым ты мог бы прийти сюда.

— Когда ты отозвался, мы вставили в наш ответ картинку. Когда ты ответил, мальчик посмотрел на сервере и нашел айпи-адрес, который сам прицепляется к письму, — говорит Шули, повторяя то, что ему втолковывал Гавриэль. — И по координатам нашел спутниковый снимок улицы. Я не смог смотреть: слишком стыдно, это вторжение в чужую жизнь, — говорит Шули, краснея. — И мальчик нарисовал карту места, где ты находишься. К сожалению, неточную. Только перекресток улиц. Но когда мне казалось, что kaddish.com существует взаправду, я думал, что найти тебя будет гораздо проще.

— Очень умно и очень ловко. Ось икс-игрек. Молодцы.

— Когда ешива отыскалась, но там — ни тебя, ни компьютера, я стал ждать. Это затянулось надолго.

— Что ж, ты не смог бы подобраться ближе. Иерусалим есть Иерусалим: все сидят друг у друга на головах. Оси икс-игрек недостаточно. Нужно знать еще и координаты на оси зет, в трех измерениях. И все равно круто. То, чего достиг твой ученик-хакер… ты не мог рассчитывать на большее.

— Ему всего двенадцать. Умнейший мальчишка.

Оба на миг замолкают, восхищаясь Гавриэлем. Затем Шули возобновляет допрос, рассудив, что и так выболтал Хеми больше, чем тот вправе знать.

— А деньги? Столько клиентов, — говорит Шули. — Ты давно должен был озолотиться. Как вышло, что все деньги растрачены?

— Ты вообще представляешь, как дорого тут жить? Знаешь, сколько денег уходит на детей? Это бизнес — все платежи только по кредитным картам. О транзакциях отчитываются. Знаешь, какие разорительные в Израиле налоги? — обиженно говорит Хеми. — Если еще сильнее прижмут, вообще не работать и то будет лучше. Знал бы, сколько времени я трачу на то, чтобы все шло гладко. Эта обдираловка сама меня обдирает. Плюс те деньги, которые я даю ешиве, чтобы накормить от пуза…

— Погоди-ка, погоди-ка, — говорит Шули. — Зачем жертвовать им деньги? Зачем хоть что-то делать для этих ребят?

— Потому что на снимках — реальные лица. Ты заметил, как они живут? Кое-как перебиваются на гроши, заметил? Разве я не в долгу перед ними за то, что они делают?

— За студентов ты переживаешь, а за умерших — нет?

— Умершие уже умерли.

— А живые — те, кто платит?

— Мальчики — другое дело. Невинные дети.

— А мы виноваты?

— Всякий, кто заходит на мой сайт, получает то, что заслужил.

Хотя Шули не замедлил признать свою вину и ее причину — свое умопомрачительное нравственное падение, он не уверен, что подобной кары заслуживает всякий, особенно те, кто не знает, что с ними поступили нечестно.

Шули ясно понимает, что следует сделать.

— Надо известить родственников.

— Отличная мысль! — говорит Хеми. — Может, для начала известишь моих?

— Твоя жена не знает?

Откровениям, от которых Шули столбенеет, нет ни конца ни края. Пока он переваривает новую информацию, Хеми отходит к мини-холодильнику и достает две бутылки пива. Откупоривает обе, одну передает гостю. Разворачивает стул, усаживается на него, как на коня, облокотившись на спинку.

— Она думает, я программист, — говорит Хеми. — Фрилансер. Отчасти так и есть. Давай, выложи ей все; посмотрим, сломает это мне жизнь или не сломает? — С этими словами Хеми вытягивает руку и чокается с Шули — бутылкой о бутылку. Навязанный тост. — Если ты хочешь сломать жизнь и всем остальным, кто сейчас живет с легким сердцем, можешь написать каждому в списке. Но прежде чем написать, уточни: им приятнее узнать правду, чем спокойно спать по ночам?

Что этот человек уже причинил Шули? И в какое невозможное положение теперь его ставит? Известить родственников необходимо. Но известить — значит лишь распространить нестерпимую мучительность этого ужасающего открытия. Внезапно наваливается усталость. Сильная — наверно, Шули даже удастся заснуть. Он смотрит на расшатанную койку.