Натан Энгландер - Кадиш.com

Руками — они у нее тоже без локтей — она указывает на стол, как бы покачивая ладонью над столом: мол, рассмотри повнимательнее то, что здесь разложено.

На столе — богатейший выбор изделий, выдутых из стекла. Фаллоимитаторы, различающиеся между собой по длине, по навершиям на округлых кончиках. Широкий ассортимент красивых и добротных вещиц, пригодных для самоудовлетворения.

Поскольку здесь их не разделяют прошедшие годы, поскольку здесь он не может спрятаться за щит своего религиозного перерождения, поскольку здесь нет эфира, заполняющего интернет, и анонимности просмотра, обеспечивающей незримость зрителя перед экраном, Шули невыносимо сидеть перед этой женщиной, когда оценивающе смотрят уже на него.

Шули косится на дверь в стене — возможный путь к бегству. Но на сей раз, стоит ему взглянуть, там не оказывается никакой двери. Он не оборачивается — знает, что уже случилось с дверью за спиной.

Эта комната… Да, это здесь. Все так, как ему втолковывал отец. Для некоторых это, возможно, Рай, но для Шули, заточенного здесь, — Ад. Здесь он останется лицом к лицу с этой женщиной, сгорая со стыда, — нескончаемо долго.

Шули оборачивается к ней, когда она тянет к столу одеревеневшие, непослушные руки.

Отменно ловко и отменно бережно она приподнимает спиральный стеклянный фаллоимитатор всех цветов радуги. Улыбаясь, объясняясь знаками… и рав Шули понимает (в этой сфере так догадываются о многом): женщина намекает, что ему следует откинуться на спинку кресла и отодвинуться подальше.

Да, это, как он и предполагал, наподобие Песаха. Шули вздыхает и расслабляется, вжимается в мягкое облако подушки на своем кресле. В результате его туловище опускается и подается вперед, и, в то время как ступни упираются в край стола, колени сгибаются еще больше, торчат еще выше.

Ему не вполне ясно, о чем она просит теперь. Ее руки не очень-то подвижны, и ей не сразу удается подсказать ему, чтобы он задрал на себе балахон. Сообразив, чего она хочет, он приподнимает «юбку» китла, тянет за застежки, чтобы распахнуть, а женщина наклоняется вперед, тянется к Шули.

Но органы? Органы Шули? И все же он отодвигается подальше и делает то, что, по его предположению, ему велят.

И — поверите ли вы? Расстегнув китл, заглянув себе между ног, Шули видит: хотя он всегда знал, что он мужчина, он также и женщина.

Смещаясь туда-сюда, он освобождает в себе место, чтобы принять любезность, которую женщина напротив вызывается ему оказать.

И чувствует, как наполняется, как жезл входит в него по ободок, и возникает сладостная сдавленность и сладостный нажим, и ощущения в тех местах, про которые он раньше никогда бы не подумал — или «она», думает Шули, — она никогда бы не подумала, что они могут возбуждаться.

Шули испытывает такое облегчение, Шули испытывает такое удовольствие и возбуждение, Шули так преображается благодаря этому движению взад-вперед, этой морской качке внутри себя, что хочет только одного: ответить женщине услугой на услугу, подарить ей то умиротворение и наслаждение, которое дарит она.

Наклоняясь вперед, дотягиваясь негнущимися руками до стола, Шули берет инструмент подходящей длины и подходящего калибра, чтобы обеспечить, как надеется Шули, как раз должный комфорт.

И, точно так же, как раньше она ввела орудие в Шули, Шули — заглядывая ей в глаза, удостоверяясь, что ей это по вкусу, — вводит орудие в нее. Эта операция только усиливает приятную наполненность, которую Шули ощущает внутри.

Когда веки Шули опускаются и мало-помалу смыкаются, отяжелевшие от наслаждения, Шули видит, что женщина, за чью добрую услугу отплачено сполна, тоже погружается в дрему.

Таким вот образом, выдерживая ритм, и таким вот образом, проскальзывая взад-вперед, Шули наконец-то понимает, каково это — найти свое место в Раю.

Просыпается Шули около полудня. Понимает: если он намерен выполнить то, что пообещал во сне, надо действовать безотлагательно. И также понимает: есть земной долг признательности, который предстоит выплатить прежде, чем браться за дела небесные.

Из квартиры Хеми Шули отправляется прямо в Меа-Шеарим, на улицу, где серебряных дел мастера торгуют своими изделиями.

Он понятия не имеет, чей магазин самый лучший, кто из мастеров самый талантливый. По витринам не угадаешь: художественный вкус — не самая сильная сторона Шули. В итоге он выбирает магазин с самой большой вывеской на английском языке.

Женщина за прилавком не докучает Шули, позволяет спокойно разглядывать товары. Но Шули не нужно, чтобы его оставляли в покое. Ему нужны советы. Он перехватывает ее взгляд и видит в глазах — совсем как у него! — усталость, которую уже никогда, никаким отдыхом не снимешь. Продавщица улыбается ему деловито, и Шули в ответ тоже улыбается, с удвоенным рвением.

— Вам помочь? — спрашивает она, с первой же фразы обращаясь к нему по-английски.

— Вы доставляете товары в Америку? Я хочу кое-что туда отправить.

— Вы это ищете? Хорошую доставку? — говорит она, заправляя под шарф-снуд свисающую прядь. — Это ваша большая забота перед тем, как вы купите будущей невестке свадебное серебро?

— О невестке вопрос пока не стоит, — говорит Шули. — И для меня — да, доставка в Америку, простите покорно, — забота номер один.

— Доставка в Америку — наш бизнес. Это наша специальность, — говорит она и облокачивается о прилавок. — Вы говорите, что доставить, а мы это очень хорошо пакуем и отправляем. Большое и маленькое. Дорогое и дешевое.

Распрямляется, кричит в арочный проем за своей спиной: наверно, там мастерская, примыкающая к торговому залу.

— Скажи ему! Мы все хорошо пакуем, Шмулик?

— Мы пакуем лучше всех! — кричит Шмулик в ответ.

— Мы оформляем здесь страховку, — говорит она. — А в таможенной декларации пишем «ноль долларов». Ни здесь ни там никаких проблем. Вы не волнуйтесь. Оно туда доедет, и, пока будет ехать, его не сломают и не украдут. Ни одной царапины. Чик-чок [117] Чик-чок, чик-чак ( иврит ) — очень быстро, в один момент. , и оно будет у них. Даже через два дня, если хотите заплатить за «Ди-Эйч-Эл».

— Хорошо, — говорит рав Шули. — Превосходно.

Оглядывает сокровища в зале, пристально осматривает полки.

— Мне нужно кое-что особенное.

— Особенное — тоже наша специальность, — говорит женщина и снова хватается за ту же самую прядь, которая все время выбивается из-под снуда. — Видите что-нибудь, что нравится?

Шули ненадолго прикидывается, будто рассматривает подсвечники и мезузы, серебряные подносы и короны для свитков Торы.

— Все, что я вижу, не совсем то, что мне нужно.

Женщина снова окликает кого-то в мастерской — зовет Шмулика, и тот неторопливо выходит, одетый в спецовку из плотной ткани — его можно принять за шахтера.