Мелина Марчетта - В поисках Алибранди

— У меня просто руки из нужного места растут, Джози, — сказал он, глядя на них. — Может, я и не великий ученый, но руки у меня что надо. Ты другая. У тебя на месте голова.

— С твоими руками и моей головой мы можем прославиться, — сказала я, взяв его за руки и целуя их. — Может стать партнерами.

— И что же будут делать изобретательный адвокат с механиком? — важно спросил Джейкоб.

— Да уйму всего, — взволнованно ответила я. — Можем создать свою компанию. Я буду теоретиком бизнеса, а ты — практиком.

— Ага, сначала мы могли бы стать мужем и женой...

Он прервался на полуслове, осознав, что сказал секунду назад.

— Забудь, — пробормотал он, вынимая сигарету.

Я скрестила руки на груди и быстро взглянула на него.

— Думаю, ты был бы прекрасным мужем.

Джейкоб украдкой посмотрел на меня и пожал плечами.

— Могу поспорить, ты любишь детей и все такое.

Мы засмеялись и обнялись, прежде чем он отпустил меня, и машина тронулась с места.

— Знаешь, что?

— Что? — спросил он.

— Рада, что тут нет ковшеобразных сидений.

— В противном случае я бы и время тратить не стал.

Я перелезла через сиденье и прижалась ближе к нему, обняла его за руку, и в тот самый момент, в ту же секунду представила, что всю оставшуюся жизнь буду с Джейкобом Кутом.

День томатов.

О боже, я бы сгорела со стыда, если бы кто-то об этом узнал. В прошлую субботу мы сидели на заднем дворе у нонны Кати, отрезая плохие части перезрелых томатов и затем выжимая овощи.

Разобрав десять ящиков, мы вскипятили томаты, потом раздавили их и снова вскипятили. Так получился соус для спагетти. Мы закрыли его в бутылках из-под пива и оставили храниться в бабушкином подвале.

Не понимаю, почему просто нельзя сходить в магазин «Франклинз» и купить «Леггоз» или особый соус от Пола Ньюмана. От такого предложения у нонны чуть не случился инфаркт. Она посмотрела на маму:

— Где же её культурные познания? — с тревогой спросила нонна. — Она вырастет, выйдет замуж за австралийца, а её дети будут есть рыбу с картошкой.

Мы с Робертом называли это ежегодное мероприятие «День понаехавших» или «Национальный День понаехавших». Мы прохлаждались и гадали, сколько же других бедняжек нашего возраста маются той же фигнёй, но были уверены, что выяснить это не удастся: никто не признается.

Его бабушка, мама, папа, братья и сёстры тоже подъехали, и теперь мы все расселись, как крестьяне из Сицилии. У моего дяди Рикардо на голове красовался носовой платок с узелками на каждой из четырёх сторон. К концу дня у всех детишек на голове окажется такой же самый «головной убор».

— Мы делаем это уже более сорока лет, — сказала мне тётушка Патриция, вытирая руки о фартук в горошек (каждая вторая женщина во дворе в таком фартуке, потому что однажды моя троюродная сестра Рита купила по скидке десять метров ткани).

Нонна и тётушка Патриция сидели бок о бок, лучезарно мне улыбаясь. Они очень похожи, только тётушка Патриция не была такой тщеславной, как нонна, и ничего не делала со своими седеющими волосами. Я бросила взгляд туда, где были мама с дядей Рикардо, и мысленно пожелала, чтобы она посмотрела в мою сторону. Я хотела, чтобы она спасла меня от тётушки Патриции и нонны Кати. От ворошения прошлого и сплетен.

— Помнишь тот год, когда нам помог Маркус Сандфорд, Катя? Австралиец давил с нами помидоры!

— Маркус Сандфорд? — спросила я, глядя на нонну. — Он вернулся?

— Кто такой Маркус Сандфорд? — поинтересовался Роберт, вытирая руки о мою футболку.

— Австралийский полицейский, который помог нам с Катей, когда дедушка Франческо и твой дядя Рикардо были в лагере.

— В каком лагере? — спросил Роберт.

— Во время войны дядя Рикардо с дедушкой Франческо работали на сахарных полях, так что мне пришлось заботиться о Патриции, потому что она опять была беременна, — объяснила нам нонна.

— Однажды, — прервала её тетушка Патриция, — они приехали на грузовике. Начали с севера Квинсленда и поехали в южном направлении. Забрали всех итальянских мужчин. Даже мальчиков. И всё из-за этого ублюдка Муссолини!

— Они называли нас чужаками, — сказала нонна Катя. — Поймали Франческо и отправили с первым же грузовиком, но долго не могли найти дядю Рикардо.

— Ах, Мадонна миа! — воскликнула тётушка Патриция; нож в её руке описывал круги. — Мы всё плакали и плакали. «Что же нам делать?» – спрашивали мы себя. – «Где Рикардо? Его уже нет в живых?».

От волнения она стала обмахиваться, и Роберт погладил ее по руке.

— Всё в порядке, ты же знаешь, что он жив. Не заводись.

Мы переглянулись, усмехнувшись их театральности.

— Его спрятала австралийская семья, жившая дальше по дороге, — поспешно сказала нонна, чтобы в ее рассказ не влезла тетушка Патриция. — Дядя Рикардо был одним из немногих итальянцев, кто общался с этими австралийцами и влился в их компанию. Он выучил язык и требовал, чтобы все на нем говорили. Дедушка Франческо отказался его учить и мне бы не дал, но дядя Рикардо был сильным и учил Патрицию, так что в течение дня она учила меня.

— Они вообще его нашли? — спросил Роберт.

— Ах, Дио мио, — взмолилась тётушка Патриция.

Мы с Робертом опять закатили глаза.

— Он пробирался к нам по ночам, но однажды эти люди по соседству, Тёрнеры... Томпсоны – их тупая фамилия роли не играет – выдали его. Если б я их сегодня увидела, то плюнула бы им в рожи!

Нонна с тётушкой заругались на итальяском, выражая единодушие в этом вопросе.

— Вот такими мы были, Джозеппина, — двумя беззащитным женщинами, да еще и совершенно одни. Я с маленьким мальчиком, ожидающая еще одного ребёнка. Кате испортили весь сад, потому что некому было за ним смотреть. Мы были бедны, как церковные мыши. В наш дом проползли змеи, Роберто, змеи!

— Так что в один день я сказала: «Всё, хватит», — вмешалась нонна, драматически взмахнув руками в воздухе. — Я пошла поговорить с военными.

— Мы все были в истерике, — сказала тётушка Патриция. — Умоляли Катю не ходить. Другие итальянки обезумели. Мы думали, что военные придут и следующими заберут нас или наших детей, но Катя сказала «хватит».

— Я думала, что, возможно, если я с кем-то поговорю, они нас пожалеют и пришлют обратно одного мужчину. Может, всех наших мужей.

— Но они этого не сделали, — прошипела тётушка Патриция. — Катя вышла, и ее остановил большой высокий австралиец: «Катя?». Мы все посмотрели на неё: «Откуда она знает этого человека?».

— Это был Маркус Сандфорд, — улыбнулась нонна. — Он был в армии. Тогда я не видела его уже два года. Ему было приятно меня встретить. Маркус обрадовался, что я стала лучше говорить по-английски, и когда он услышал о наших проблемах, то сделал всё, что было в его силах, чтобы освободить одного из мужчин. Но это было невозможно. Всё что он мог сделать – заверить нас, что с ними хорошо обращаются. Но нам не нужны были заверения. Нужна была ещё одна пара рабочих рук.