Шанель Клитон - Следующий год в Гаване

Меня поражает то, как он описывает режим. Он говорит так, словно революция Кастро не имела никакого отношения к той революции, за которую боролся он.

— Его содержали в Ла-Кабанья, — продолжает Пабло.

Холодок пробегает у меня по спине, когда я вспоминаю очертания этой тюрьмы.

— Им занимался Че. У меня было несколько козырей, и я знал, как сильно Элиза любила своего отца. От него зависело благополучие их семьи, и, если бы с ним что-то случилось, сердце Элизы было бы разбито.

Вот та часть истории, которую мне не удалось узнать из писем и рассказов Магды и Анны.

— Прежде чем отца Элизы освободили, я с ним встретился. Он пообещал мне сообщить Элизе о том, что я в безопасности, и о том, что я ее люблю и приду за ней тогда, когда у меня будет что ей предложить. Я попросил его передать Элизе письмо. Мне казалось, что он был мне благодарен за помощь, но в то же время он смотрел на меня так, словно я был одним из этих преступников в зеленой форме. И все же у меня оставалась надежда. Я надеялся, что когда-нибудь наша с Элизой мечта о совместном будущем, мечта, которая поддерживала меня, пока я сидел в тюрьме, пока сражался в горах, сбудется. А потом они убили Алехандро, — говорит он с грустью во взгляде. — Его я уже не мог спасти.

— Что случилось?

Всю свою жизнь я знала, что когда-то у моей бабушки был брат, но для нее и для ее сестер воспоминания о нем были слишком болезненными, поэтому о нем никогда не говорили.

— Я не был с ним знаком лично, но много слышал о нем. Он пользовался популярностью, был харизматичен и имел все шансы повлиять на будущее Кубы. Кое для кого он представлял реальную угрозу, поэтому было решено с ним расправиться.

— Он не участвовал в движении «26 июля»?

— Нет, не участвовал. Как только я узнал об убийстве Алехандро, то сразу захотел встретиться с Элизой, чтобы утешить и поддержать ее. Но в то же время я боялся, что мое появление оскорбит их — ведь я был частью той силы, из-за которой они столько потеряли. Так что некоторое время я держался в тени и считал, что поступаю благородно. Но потом, в какой-то момент, я понял, что отец Элизы нарушил свое обещание — он не передал ей моего письма. Также я узнал, что Гильермо сообщил Элизе о моей гибели. Она думала, что меня больше нет. После всего, что пришлось пережить твоему прадеду, я не виню его за этот поступок. Моя собственная семья отреклась от меня, когда я присоединился к Фиделю. Последнее, что мне сказал родной отец, — что я предал свою страну и свой народ. А еще он сказал, что ему стыдно за то, что я его сын. Я не хотел, чтобы Элиза чувствовала то же самое. Мне была невыносима мысль о том, что я разрушил ее мир, который она так любила. Как только я понял, что произошло, то пришел к ее дому, но садовник сказал, что вся семья уехала — они бежали в Соединенные Штаты, и никто не знал, когда вернутся. Это было в марте. Я убеждал себя в том, что там ей будет безопаснее. Ты не представляешь, с каким страхом все мы жили в те дни. Боялись все, даже приближенные к Фиделю. Возможно, именно приближенные боялись больше других. Ему ничего не стоило приговорить человека к смерти. Приходилось выживать, следуя его приказам и соглашаясь с каждым его словом. Те, кто этого не делал — а среди таких было много хороших людей…

Его голос срывается, и я вижу того человека, которого любила моя бабушка. Весь его облик выражает серьезность и безмерную печаль оттого, что добрые намерения и надежда на лучшее привели к ужасу и катастрофе.

— Расстрельные команды, кровь… — Он закрывает глаза. — Я верил не в это. Я боролся не за это. Но я не мог сдаться. Мы зашли слишком далеко, чтобы бросать нашу страну. Главная проблема заключалась в том, что никто из нас толком не понимал, что именно делать, чтобы осуществить необходимые преобразования на Кубе. Слишком много задач нужно было решить. Поэтому я остался в стране, чтобы работать. Я хотел помочь с правовой реформой. Одной из целей революции было возвращение Конституции 1940 года. Но вместо этого у нас появился Основной закон. Я работал каждый день. Я копил деньги и строил планы. В сентябре 1960 года Фидель поехал в Нью-Йорк, чтобы выступить перед Организацией Объединенных Наций. Я был в составе делегации. Я поехал в надежде на то, что, оказавшись там, смогу найти Элизу. Я знал, что она живет во Флориде. У меня не было ее адреса, но я нашел штаб-квартиру сахарной компании твоего прадеда в Палм-Бич. Большую часть своих сбережений я потратил на то, чтобы добраться туда, и когда мне это удалось, отец Элизы встретился со мной в своем офисе. Еще до встречи у меня появилось чувство, что Элиза больше не принадлежит мне. Я понимал, что не смогу обеспечить ей безопасность. Куба была в смятении, и я не смог бы защитить Элизу, дать ей ту жизнь, которую она заслуживала. Кроме того, фамилия Перес была слишком известна на Кубе. В стране наступили такие времена, что носить известную фамилию стало просто опасно, тем более для элиты. Фидель национализировал сахарную промышленность. Велись разговоры о том, что правительство конфискует имущество тех, кто уехал. А потом при встрече твой прадед сообщил мне, что Элиза вышла замуж. Я не почувствовал злорадства с его стороны, скорее наоборот. Он показал мне свадебную фотографию, на которой твоя бабушка в свадебном платье стояла рядом со своим мужем.

Боль читается в его взгляде.

— Она выглядела счастливой. Она была в безопасности. Ее отец сказал мне, что они с ее мужем быстро полюбили друг друга и скоро поженились. И у них уже был ребенок. Что мне оставалось делать? Элиза была счастлива. Она жила той жизнью, о которой мечтала — она стала женой и мамой. А я в это время сражался за страну, которая разрушалась на моих глазах. Я не отношусь к категории мужчин, способных вторгнуться в жизнь женщины, не имея ничего за душой. Так поступают только бесчестные люди. Поэтому я вернулся на Кубу и работал с Кальдерио над реформой юридической системы. Потом я работал над составлением учебной программы для студентов, изучающих право.

На этих словах Пабло улыбнулся.

— Наконец, я встретил свою Джулию, и мы поженились. У нас родились дети и сейчас уже шестеро внуков. Конечно, это не та жизнь, о которой мы мечтали с Элизой, но чем старше я становлюсь, тем больше ценю то, что дает жизнь. Я благодарен судьбе за то, что живу счастливо, пусть это не то счастье, о котором я когда-то мечтал.

У меня такое чувство, что, говоря эти слова, он имеет в виду не только мою бабушку. Он показывает на мою руку.

— Можно посмотреть?

Я киваю, снимаю кольцо с пальца и кладу ему в руку.

Его глаза переполняют эмоции.

— Оно принадлежало моей бабушке, — снова улыбается он. — Тогда у меня было немного денег, но я хотел дать Элизе обещание, в которое она могла бы поверить, поэтому подарил ей это кольцо. Конечно, Элиза не могла носить его на руке, поэтому, когда мы не были вместе, она носила его на цепочке, у сердца.