Богомил Нонев - Одежда — церемониальная

Мы прыгали с камня на камень, а тихие волны лизали наши подошвы. За скалой показался ресторанчик. Там уже было много народу. И почему-то именно около нашего столика, на котором мы оставили пустую чашку из-под кофе и стакан яблочного сока.

Мы шли не спеша. Не хотелось сразу отрываться от синей мглы и солнечной паутины, среди которых мы прожили час или два сегодняшнего дня…

Потоки воды заливали шоссе, подмывали песчаные обочины, оголяя корни деревьев. «Дворники» не успевали смахивать струи с ветрового стекла. Видимость была не больше нескольких метров. Мы обогнали машину, застрявшую в канаве, ее выхлопная труба превратилась в придорожный фонтан, из которого извергалась вода. Пожалуй, самое разумное — остановиться где-нибудь и переждать ливень, который как из ведра льет из тяжелых туч на апельсиновые сады, лозы, цветущую мимозу. Вода тащит с собой камни, сломанные ветки, ржавые жестянки. Но остановиться уже негде.

Я не раз ездил этой дорогой и знал, что самое важное, — перебраться через сухой овраг. Дальше шоссе поднимается на крутой склон, и там уже безопасно. Остается еще немного, сейчас лента асфальта спускается вниз, проходит по дну «уэды» — этого проклятого сухого оврага, — и потом карабкается на откос, на котором выстроились ряды невысоких лоз. Я говорю: «Постой, Илия», — и выскакиваю из машины. На меня обрушивается поток воды, она течет за ворот, заливает уши, у меня такое чувство, что я влез в море в одежде. Я бегу вперед, поскальзываясь на глинистой земле, которую притащила вода и нахально устлала ею асфальт. Еще немного, я останавливаюсь, смотрю и слушаю. В овраге пока неглубоко, мы проедем, но выше уже слышен рев водной массы. Пожалуй, у нас еще есть время. Есть, конечно, есть! Я бегу к машине, открываю дверцу и быстро говорю:

— Поехали! Только на первой и не меняй скорости, дашь немножко больше газу. Можно проскочить. Смотри, чтобы не заглох мотор…

И мы проскочили. Еще немного, машину заносит то вправо, то влево, но под ее резиновыми ногами все еще твердая почва. Когда мы уже взобрались на противоположный склон, я оборачиваюсь, по стеклу течет мутный поток и ничего не видно. Открываю дверцу — страшный грохот врывается в уши. Я знаю, что в эту минуту с гор к морю рвется водная стихия, наполняет глубокие овраги, уносит берега, камни, мосты, смывает хижины; если на ее пути окажется автомобиль, его потом найдут в море, метрах в ста, а то и дальше от берега.

Мы немного ждем, но дождь не унимается. Скоро будет перекресток. Я стараюсь прикинуть, как легче и быстрее добраться до дома. По северному шоссе нет смысла, оно спускается к морю и уже наверняка превратилось в русло жидкой грязи. Есть другое шоссе, идущее между огромными эвкалиптовыми рощами, высокие кипарисы окружают богатые фермы, мясистые кактусы огораживают апельсиновые сады, ровные ряды персиковых и миндальных деревьев, виноградники. Здесь вода тоже наверняка залила сады, но дорога сравнительно сносная. Я чувствую усталость и с нетерпением слежу за километровыми столбиками — 38, 37, 36… Конечно, ехать еще больше часу, но зато я спокоен. Кажется, реки превращаются в ручьи, ручьи — в струйки, а потоки воды на стекле становятся все прозрачнее и чище…

В нашем житье-бытье все происшествия начинаются обыкновенно в гостиной, их участники в смокингах или просто в темных тонких костюмах, дело происходит в саду, где накрыты столы и суетятся официанты в белых пиджаках и черных бабочках. Они подносят виски со льдом, мартини с ломтиком лимона в бокалах, краешки которых облеплены сахаром, джин с тоником и апельсиновый или ананасовый сок с кусочком льда и соломинкой. К этому предлагаются чищеный миндаль, зеленые маслины или крошечные пирожки с анчоусами.

Все присутствующие предельно серьезны, обсуждают новости дня, внимательно рассматривают приглашенных — какой министр присутствует. Если кого-то из завсегдатаев не видно, начинаешь спрашивать, был ли приглашен такой-то, потому что ты рассчитывал увидеться с ними, а его что-то нет. Хозяин не помнит точно, нужно спросить сотрудника посольства, отвечающего за протокол, одну минутку! Нет-нет, что вы, это нас ничуть не затруднит!

Вы по собственному опыту знаете, что ни один посол не обрадуется, увидев, что министр, которому было послано приглашение, не явился и даже не извинился по телефону, что, к сожалению, не сможет присутствовать вследствие весьма, весьма важного заседания коллегии, на которое никак не может послать своего заместителя. Еще неприятнее, что тот же самый человек всего несколько дней назад уверял этого посла в своих дружеских чувствах и вспоминал, как он посетил его страну в тысяча девятьсот пятьдесят шестом, — ах, нет, кажется, седьмом, — году весной, и как восхитительны были зеленые поляны в столичном парке, как красивы бронзовые фигуры ланей на этой поляне и какая там волшебная прохлада — как рукой снимает усталость! А теперь он взял и не явился на прием, а приглашенные интересуются, где он, — вероятно, они уже слышали, что через неделю сюда прибывает делегация твоей страны и принимать ее будет этот самый министр. Может быть, это и к лучшему, что он не пришел. Коллеги будут меньше любопытствовать, намеревается ли делегация подписать договор о строительстве химического завода, или это будет просто очередная командировка…

На приеме, о котором я хочу рассказать, было сразу два происшествия. В нашей профессии происшествия обычно незначительны. Конечно, бывают и крупные истории, притом весьма неприятные, — когда обостряются отношения между сторонами и тебе вручат какую-нибудь ноту, или когда тебе откажут в приеме делегации, или какая-нибудь черная, синяя или в крапинку рука решит взять тебя на мушку. Тогда тебя спрашивают: «Это вы — посол такой-то страны?», и не успеешь ты ответить, как обойма опорожнена.

Но оставим мрачные истории.

Я расскажу о мелких происшествиях.

Прием проходил в новой, только что открытой резиденции одной большой страны. Аллея, по которой машины подъезжали к дому, вилась среди светло-зеленых алеппских сосен, за которыми стыдливо прятались античные статуи. По-настоящему, их место — в Национальном музее, но так произошло, что еще в незапамятные времена их приобрели, подарили или просто взяли без спроса, и теперь эти статуи принадлежат данному государству. Скрытые прожекторы освещали аллею, а несколько рослых мужчин внимательно осматривали каждую машину, — просто так, на всякий случай. Не знаю, имеет ли какой-то смысл этот вид контроля в наше время, время совершенной техники злодеяний. Вероятно, людям, отвечавшим за безопасность присутствовавших, было очень важно иметь спокойную совесть, — мол, все меры предосторожности приняты, а что сверх того — то от бога (или от дьявола).