Богомил Нонев - Одежда — церемониальная

А ведь верно! Какой там дядя, когда Уитмен скончался еще в прошлом веке, а нашей хозяйке было ну никак не больше пятидесяти лет. Кроме того, она заявила, что он был младшим братом в большой семье и к тому же самым озорным. Не хватало только, чтобы он качал ее на коленях! Впрочем, все это можно выяснить совершенно точно, даже не прибегая к дедуктивному методу Шерлока Холмса. Дома у меня есть литературный словарь, издание «Ларусса». Там не может не быть Уитмена.

И вечером я нашел его там, где и полагалось, на букву W: родился в 1819 г., скончался в 1892 г.

И все встало на место…

Это было первое происшествие.

Было и еще одно. В сущности, никакое не происшествие, а приглашение на обед. Один из министров всегда демонстрировал не только добрую волю, но и интерес к нашей стране. Конечно, у него были к тому свои основания. Министру были очень нужны хорошие специалисты, и коллеги убедили его, что их можно найти у нас. Я уже вручил ему официальное приглашение посетить нашу страну, он благодарил, был тронут, к мы даже наметили дату визита. Потом в один прекрасный день мне позвонил начальник его кабинета: он должен извиниться, но возникли разные непредвиденные и неотложные дела; короче говоря, господин министр никак не может ехать. А я уже все подготовил, и теперь пришлось объяснять коллеге господина министра в Софии, который должен был принимать его в нашей стране, то, чего я и сам себе не мог объяснить. Что поделаешь, у каждой профессии — свой риск.

И вот этот самый министр увидел меня на том самом приеме — несколько месяцев спустя после несостоявшегося визита, — извинился еще раз и спросил, какие у меня планы на следующее воскресенье. У него есть вилла в одном из близлежащих курортных поселков, и он хотел бы собрать у себя друзей. Будут некоторые послы и, разумеется, другие люди. Считаю ли я, что смогу…

— Разумеется, — говорю я, — для меня будет большим удовольствием не только увидеться с вами в следующее воскресенье, но и, если возможно, познакомиться с новыми картинами вашей супруги. Я слышал, что скоро открывается ее выставка, это правда?

Господин министр никак не мог скрыть, что мой вопрос ему приятен, потому что сам он вовсе не разбирался в живописи, но творчество супруги, вероятно, занимало не последнее место среди известных ему великих художников.

— В сущности, — сказал он, — это один из поводов… Мы устраиваем нечто вроде неофициального вернисажа, на котором будут присутствовать только друзья…

Таково было второе происшествие.

Дальше оба они встретились и пошли рука об руку.

Стояла страшная жара. В это время года, которое мы по привычке называли весной, здесь обыкновенно не бывает дождей. Я колебался в выборе костюма, надо было одеться и удобно (мы же на виллу едем!), и не совсем по-домашнему. В таких случаях исход душевной борьбы зависит от решающего вмешательства жены:

— Это совсем не годится!

Я смущенно смотрю в зеркало.

— Да еще этот галстук!

Не могу понять, чем плох этот костюм и тем более галстук, но безмолвно переодеваюсь. Что делать, мы вращаемся в кругах, где по одежке встречают, это уж точно, а вот провожают ли по уму — это будет известно когда-нибудь, но не скоро.

Потом мы начинаем рассчитывать время. До курортного городка шестьдесят километров. Точнее, 62. Так указано в карте автомобильных дорог. Ехать по северному шоссе — очень пыльно, ехать по южному — там, кажется, ремонтируют полотно и неизвестно, кончен ремонт или нет. Хорошо, что вилла находится рядом с отелем, где меня немножко знают, можно будет заехать туда и отдохнуть. Да, так мы и сделаем, надо даже выехать пораньше, потому что в дороге все бывает, а если приедем раньше времени, то завернем в отель.

Сколько раз я убеждался, что напрасно усложняю себе жизнь! Приехали мы вовремя, вошли в дом на несколько минут позднее указанного в приглашении времени, после чего еще с полчаса съезжались другие приглашенные: посол с супругой, о которых я уже упоминал, посол арабской державы, два профессора-медика, один литератор и несколько людей неясных профессий, но очевидно состоятельных — депутаты, члены правлений банков и акционерных обществ.

Мы находились посреди обширного парка с огромными каштанами и смоковницами, с широкими полянами, на которых вразброс были поставлены цветные зонты, белые столики и стулья. Два официанта развозили сервировочные столики на колесах и предлагали виски, джин, кампари, а к ним — в знак того, что мы действительно обедаем на уровне, — не какое-нибудь соленое печенье или миндаль, а ломтики моркови, крошечные головки брюссельской капусты, слегка обваренную спаржу; просто, изысканно и не перебьет аппетита.

Большинство присутствующих было незнакомо между собой, что создавало известную напряженность и усиливало всеобщее внимание к двум огромных немецким овчаркам. Может быть, это были хорошие сторожа, но сейчас они лениво терлись о ноги гостей и были предметом общего разговора. Ибо и собаки могут играть большую роль в социальном общении людей.

Я хорошо знал человека, с которым оказался рядом за столом. Он был профессором литературы, но до этого получил медицинское образование, потому что мог позволить себе учиться как угодно долго. Нескольких лет в Гренобле, а затем литературные интересы увлекли его по ту сторону океана. Там он окончил университет.

Сейчас он говорил супруге посла:

— Не понимаю, как можно жить в этой вашей идиотской столице! У вас есть города куда интереснее и красивее! Оу!

Он говорил, жеманно растягивая слова, при этом так по-женски манерничал, что смотреть на него становилось неприятно. Кроме того, его костюм был выдержан в чикагском стиле: спортивная ковбойка — но из тонкого шерстяного джерси, на шее пестрый шарфик — но шелковый, а чересчур узкие брюки никак не подходили для профессора, даже для профессора современной литературы. При этом держался он развязно.

— Я нахожу в жизни столько удивительного, что каждый день для меня богат новизной. Вот, например, ваш супруг. Ему уже за шестьдесят, не так ли? Да-а-а. В каком возрасте у вас послы выходят на пенсию? Или он еще не собрал материалов для своих дипломатических мемуаров? Оу, у вас в стране такая скука с этими мемуарами! Каждый пишет мемуары! При этом бездарно! Здесь не поможет никакой литературный редактор…

Он говорил, небрежно роняя фразы, собеседница сначала слушала его с легким смущением, а потом начала морщиться. По другую ее сторону сидел я. Она попыталась раз или два обратиться ко мне, но сосед изливал такие мощные водопады красноречия, что ей пришлось умолкнуть. Только раз она довольно резко заметила:

— Вы нарочно подражаете жаргону хулиганов или такому английскому языку выучились у нас?