Эмма Лорд - Война и мир в твиттере

В это было трудно поверить. Настолько трудно, что я чуть не фыркнул.

– Серьезно?

– Он был совсем расстроен. Кажется, он считает, что это ты – как ты там выразился? – золотой ребенок. Что мы доверяем тебе гораздо больше, чем ему, во всем, что касается кулинарии, «Твиттера» и всего прочего. – Голос отца был раздраженный, но в то же время в нем ощущалась горечь. – Если это вам поможет… Посмотрите на вещи в перспективе. Думаю, вам обоим нужно понять, что вы хороши в разных направлениях, и перестать винить себя за то, что что-то другое получается у вас хуже.

Мне стало неловко, потому что я не был уверен, говорил он это ради меня или ради Итана. Так было всегда – даже в самый неловкий момент я никогда не знаю, где заканчиваюсь я и начинается он.

Но, может, в этом был смысл, даже если в это трудно поверить. То, как Итан остро реагировал на «Твиттер». Та странная нерешенная ссора возле бассейна, когда Пеппер взломала наш аккаунт. Я всегда был поглощен мыслями об Итане, но мне никогда не приходило в голову, что именно он думает о себе.

Возможно, мы с ним когда-нибудь поговорим об этом. Но сейчас произойдет следующее: папа расскажет о нашем разговоре маме, как они обычно делают, а она расскажет об этом Итану, и мы оба будем спокойно знать, что мы знаем, и чувствовать, что мы чувствуем, пока эта проблема не исчезнет. Но сейчас, после долгожданного разговора с отцом, я впервые был уверен, что рано или поздно мы с Итаном поговорим об этом.

– И он сожалеет о своем последнем твите. Он позвонил Пеппер сегодня утром и извинился. Просто он был очень расстроен тем, что произошло с бабушкой, и пытался быть кулинарии полезным. Больше, чем ты.

На этот раз я фыркнул. Папа толкнул меня плечом.

– Правда в том, что вы оба помогаете нам. – Он остановился, на его лбе стала расплываться морщина. – Но раз уж мы подняли эту тему… с «Твиттером».

Боже мой.

– Я не знаю, что там происходит между тобой и Пеппер, но, поскольку что-то все-таки происходит, мне кажется, я должен тебе объяснить кое-что. Как и мама Пеппер должна объяснить кое-что ей.

Я кивнул.

– Вы знаете друг друга.

– Да, что ж. Ну, и… встречались немного.

Мои глаза увеличились до размера бесполезных долларовых монет, которые автомат с проездными постоянно выплевывает обратно.

– Оу.

Отец поднял руки, защищаясь.

– Давным-давно. Очень давно.

Я попытался представить своего отца и маму Пеппер в этом «давным-давно», но мое воображение отказывалось представлять их молодыми. Мой папа был просто моим папой, какой он есть сейчас, а мама Пеппер… что ж, она ужасающая. Но поскольку она для меня как загадка сфинкса, создать реалистичный образ просто невозможно.

– И как давно было «давным-давно»?

Он задумался на мгновение. Мы оба одновременно подняли руки, чтобы почесать шею, но я вовремя себя остановил и опустил взгляд на ноги, чтобы скрыть улыбку.

– Это было… Что ж, это было до того, как я встретил вашу маму.

Я поднял брови.

– Ты бросил маму Пеппер из-за нашей мамы?

Папа уставился на кофейный столик.

– Это не произошло прямо так сразу.

Судя по тому, как жалко и подавленно он выглядел, именно так все и произошло.

– Пап .

– Она была здесь только лето, потом уехала обратно в Нэшвилл. Наши отношения в принципе не могли перерасти во что-то большее. Не так… ладно, достаточно, ты от меня больше ничего не узнаешь, – сказал папа, указывая на меня пальцем. – Не ухмыляйся.

Я так редко слышу что-либо о жизни родителей до появления нас с Итаном, что не смог удержаться:

– Ты негодяй .

Папа покачал головой.

– Я влюбился в твою маму в ту же минуту, как встретил ее. И ничто в мире не могло этого изменить.

Затем он смутился, как это обычно бывает в те редкие разы, когда он говорит о маме. Но в этот раз я не испытывал за него испанский стыд. Это, наверное, мой настоящий якорь, который всегда был здесь, – знать, что у меня есть родители, которые любят друг друга.

– Но ты огорчил… Ронни, да?

Папа сердито поджал губы.

– Да. У нас с ней было несколько непростых телефонных звонков. Она, э-э-э… Она работала в нашей кулинарии одним летом. Она хотела открыть свой ресторанчик, поэтому приехала поднабраться опыта. Так мы с ней и познакомились. Мы еще не расстались, когда она вернулась обратно в школу в Нэшвилле, поэтому у нас все было немного… запутанно.

Отец то и дело отводил взгляд от меня, пока рассказывал об их отношениях, поэтому я догадался, что в этой истории было еще что-то, о чем он говорить не хотел.

– То есть вместо того, чтобы выяснить отношения сразу, вы решили подождать, пока ваши дети вырастут и сделают это за вас? – спросил я.

– Едва ли, – сказал отец. – Я вообще не хотел, чтобы вы в это вмешивались. Весь этот трюк с нашим сэндвичем в «Высшей лиге бургеров» – дело рук Ронни, поэтому я бы просто прошел мимо этого.

Я почувствовал угрызения совести.

– Понятно.

Папа толкнул меня плечом.

– Но теперь полгорода покупает наши сэндвичи. Не буду врать, мы были в затруднительном положении еще несколько месяцев назад. И все это безумие с «Твиттером»… оно сильно повлияло на нашу прибыль.

На мгновение я почти притворился, что был удивлен, но мы оба прекрасно знали, что я в курсе дел нашей кулинарии и сильно обеспокоен за ее будущее, поэтому был в курсе, что еще чуть-чуть – и мы были бы разорены. Я неспешно кивнул, и отец перевел взгляд на колени, очевидно, не ожидая такой реакции. Я мог почувствовать легкий укол по его гордости так, словно это был я сам.

– Так все благодаря твоей отвергнутой бывшей, да? – спросил я, чтобы немного разрядить обстановку.

– Нет. Все благодаря моему очень умному сыну , который предан этой семье, как никто другой. И, возможно, однажды станет отличным менеджером по социальным сетям, если захочет.

Я открыл рот, но в нем внезапно стало сухо, как после почерствевшего ржаного хлеба, из которого мама делала нам сэндвичи на обед, когда мы были детьми. Но я не мог сейчас струсить. Я должен сказать. Сейчас или никогда. Сейчас или в другой менее подходящий момент, когда папино внимание не будет полностью обращено на меня.

– Знаю, эта затея с «Визлом» в итоге провалилась, но… думаю, это то, чем я хотел бы заниматься. Я имею в виду, разрабатывать приложения.

Отец предполагал такой ответ.

– Я и понятия не имел, что ты этим увлекаешься, – сказал он, наклонившись и поставив локти на колени.

Я потянул за ниточку, торчащую из шва на джинсах. Годы и годы работы – самостоятельное изучение программирования, многократные просмотры онлайн-уроков, наблюдение за тем, как на экране появляется то, что ты предвидел, потому что ты написал это, – и теперь, когда настал момент, чтобы оправдать это, объяснить, как много это для меня значит, я совершенно не понимал, как это сделать.