Антон Секисов - Песок и золото

Сегодня Женя была слегка раздражена. Проснувшись и только спустив ноги с кровати, она сразу вступила в кошачью лужицу. Горячую воду отключили. Овсянка просыпалась, и пришлось подметать пол, а с утра это очень трудно. А еще первым же посетителем оказался какой-то дед с энергичными вытаращенными глазами, который стал ей рассказывать, какой мудак и волюнтарист был генсек Хрущев.

Отвернувшись от деда без лишних слов, что выглядело довольно грубо, она стала перекладывать мешки с кормом, а потом и вовсе ушла в отдел с аквариумами. «Если бы не Хрущев, уже бы коммунизм настал», — крикнул из другого отдела дед, но за ней не последовал.

А следом за дедом, с трудом разминувшись с ним в дверях, в магазин протиснулся высокий худой парень. Он был одет в мятые штаны и рубашку, застегнутую на пару пуговиц. В глаза особенно бросился высокий и белый как кость лоб, с налипшими на него рыжими волосами. Волосы уже начинали редеть, хотя посетитель выглядел очень молодо.

Он остановился, взглянул на Женю измученными глазами и что-то пробормотал.

— Что? — переспросила Женя.

Посетитель еще раз пробормотал, уже с усилием, но все равно вышло неразборчиво. Он кашлянул, подсобрался, набрал воздуха в грудь.

— Вы мне поможете? — вдруг громко сказал он, еще и слегка подпрыгнув, как от укола в ногу.

«Наркоман», — сразу решила Женя. Она посмотрела на него бесстрастным, как ей казалось, а на самом деле очень суровым взглядом, и спросила его: «Что вам нужно?». Сочетание этих вопроса и взгляда всегда отбивало охоту поприставать к ней, но вошедший не обратил на взгляд и тон никакого внимания. Он опять стал бормотать.

— Что? — переспросила Женя.

— Моя рыбка болеет, — выдавил он, прокашлявшись.

— Что значит «болеет»? — спросила Женя. Представив мультяшную рыбу с градусником и повязанным на жабрах шарфом, она слегка улыбнулась своей фантазии.

— Она ничего не ест. Просто лежит. В смысле, лежа плавает... Не знаю толком, как объяснить, — посетитель схватил и сразу же положил на место игрушечную мышь с пупырышками.

— Может, она умерла?

Он покачнулся, как от толчка в спину, и в ужасе замахал руками:

— Нет! Она жива, она... То есть, конечно, он, Сергей, реагирует, когда я щелкаю по аквариуму, переворачивается на бок, но даже не глядит на меня, не обращает внимания...

— Рыбку зовут Сергей?

— Да.

Женя помолчала. Посетитель, сгорбившись, смотрел исподлобья, нетерпеливо постукивая ногой по полу.

— Может быть, у него депрессия? — сказала она. — Сейчас это такая болезнь, которой все болеют. Что-то вроде пролапса митрального клапана. Болезнь двадцать первого века.

Женя улыбалась все шире. Редко или почти никогда она не позволяла себе шутить с посетителями, а тут сам собой был задан какой-то совсем не свойственный ей игривый тон. Хозяин же рыбки становился грустнее. Выглядел он безвредно и трогательно, как одно из животных в клетке.

— Помогите Сергею, а, — сказал он. — Пропишите лекарство какое-нибудь. Вы же прописываете лекарства?

Женя заметила, что посетитель положил игрушечную мышь неровно, и поправила ее. Вышло очень неловко, на пол упала другая мышь. Женя ее поднимать не стала. Посетитель тоже не стал поднимать.

— Вы с Сергеем... Вы живете где-то поблизости? — спросила Женя хрипловатым от робости голосом. Она хотела убрать с лица волосы, но, подняв руку, решила не трогать их.

— Да, вот в этом доме, — он махнул в сторону стенда с ошейниками, вероятно, демонстрируя направление.

— У меня как раз обеденный перерыв. Давайте посмотрим на эту рыбу.

Сказав это, она поймала свой слегка ошарашенный взгляд в маленьком овальном зеркальце, висевшем на противоположной стене. Раньше она не навязывалась никогда, а тут навязалась, да еще и без всяких усилий. Посетитель же, судя по выражению лица, только и ждал этой фразы. Он забормотал:

— Конечно, да, да.

Проходя мимо кассы, она отпросилась у Николая Валерьевича.

— Иди, иди, Женечка, — торопливо и как обычно слегка испуганно сказал Николай Валерьевич, выглянув из-под стола. Судя по крошкам в его усах, все это время он ел бутерброды, которые ему упаковала жена. Николаю Валерьевичу всякий раз удавалось распаковать и съесть их совершенно беззвучно.

— У меня за последний год девять рыбок умерло, — сказал он, когда они вышли на улицу. Женя переоделась из красной корпоративной футболки в балахон. По дороге она успела заметить неприятный рыже-оранжевый пух в его ушных раковинах, и что носки на нем были разные — один синий, другой голубой, в клеточку. Не то чтобы Женю смутили эти детали, но просто запомнились.

— Если с Сергеем что-то случится, я этого не переживу, — сказал он.

— А тебя как зовут?

— Миша.

«Как нашего хомяка», — подумала Женя, ласково глядя на его раннюю небольшую плешь. Не то чтобы этот Миша был в ее вкусе, но все-таки в нем была какая-то детская угловатая притягательность — редко когда увидишь человека, менее приспособленного к миру, чем ты. К тому же Жене в самом деле хотелось помочь рыбке. Она любила рыб.

— Не понимаю, чего они... умирают. И кормлю их, и воду меняю, а они умирают, как... Ну как заведенные. Утром вроде жива, а вечером запах гнили по всей квартире. Прямо какой-то злой рок.

Они поднялись к нему. В самом деле, еще на лестничной клетке стал слышен трупный запах, и Женя немного поколебалась, стоит ли заходить. Она подумала, что нужно было хотя бы кого-то предупредить — на Николая Валерьевича надежды мало. Он даже и не заметил бы, если бы Женя перестала ходить на работу. Сомнения упрочились, когда она увидела старую дверь с крупными вмятинами, как от ударов бревном, но вместо того, чтобы идти обратно, первой вошла в квартиру.

Войти, впрочем, оказалось непросто — раскрытые и набитые доверху мусорные пакеты скопились у входа. Переступив через них, Женя оказалась на небольшом островке относительной чистоты вокруг вешалок: во всяком случае, здесь можно было разглядеть пол, а дальше пола не было видно из-за ровного слоя перепутанных между собой вещей, остатков еды и разного бытового мусора, покрывавшего путь от коридора в спальню. Окна были зашторены, но в комнату все равно пробивался свет. Солнце жгло занавески. Женя сразу увидела аквариум, стоявший в спальне возле балконной двери.

Миша шатался по коридору, в его движениях была и нетерпеливая решительность — казалось, он едва сдерживался, чтобы буквально затолкать Женю в спальню, к аквариуму, и в то же время растерялся. Возможно, он уже давно не оказывался наедине с женщиной, и пытался вспомнить, как вести себя в такой ситуации. А может, и вовсе не оказывался никогда — в жизни и не такое бывает.

Наконец, он взял себя в руки и сказал, что поставит чай.