Алексей Иванов - Еврей в хорошем смысле этого слова

В армию, то есть в реальные войска, а не в спортроту, отправился даже Анатолич. Загремел он туда за то, что, естественно, по пьяному делу умудрился попасть в комендатуру вместе с еще одним таким же спортсменом. Как они это сотворили, будучи одетыми по гражданке, одному Богу известно. Сам Анатолич точно не знает, а точнее, не помнит.

Я по окончании института по распределению поступил в один проектный институт, который был выбран исключительно из-за того, что находился через дорогу от дома родителей. Коллектив попался хороший, и я начал постигать азы проектирования. Примерно через месяц как самый молодой сотрудник я был отправлен в деревню Федосиха, в подшефный совхоз на уборочную. Мы работали на току, принимали зерно на хранение. С учетом того, что был конец октября и хлеба лежали в валках, а первый снежок уже выпал, процесс перекладывания мокрого и грязного зерна с места на место выглядел просто тупым и бессмысленным. Хорошо, что через неделю нас отозвали в город.

Но и дома, после ухода моих друзей в армию, я сильно загрустил. Причем загрустил так конкретно, что сильно напугал своих родителей. В том плане, что стал часто выпивать, а вот с девушками, наоборот, стал встречаться всё реже, пока совсем не прекратил. Однако не даром же говорят, что лучшее средство от хандры – это работа. Меня пригласили поработать на полставки тренером, а мой руководитель на время своего отпуска предложил подменить его сторожем в какой-то конторе, благо была она тоже в пяти минутах ходьбы от дома.

Кстати, работа в трёх местах была полезна не только с терапевтической точки зрения, но и с материальной. Дело в том, что оклад молодого специалиста, коим я считался аж целых три года, в то время составлял мизерные 115 рублей. А дальше всё практически как у Аркадия Райкина: плюс так называемый северный коэффициент, минус подоходный, минус за бездетность (был такой налог, брался с не имеющих детей мужчин, в просторечии назывался «налог на яйца»), оставалось рублей сто. Прожить на них целый месяц было практически невозможно, я даже придумал тогда такую шутку: молодого специалиста спросили, уверен ли он в завтрашнем дне (эта уверенность всячески подчеркивалась в СССР по сравнению с капстранами). «Даже в двух, – ответил он, – ведь вчера была зарплата». Шутку эту я, конечно же, никому не рассказывал, чё я, дурак, что ли?

Именно на службе сторожем я начал пробовать писать стихи. За прошедшие годы много чего было написано, но те строки я помню до сих пор, наверное, потому, что это был первый опыт. Вот они:

Не бог весть что, конечно, но всё-таки. Короче, с ситуацией я справился и запиваться перестал. А тут уже и опять уборочная, и мы снова едем в ту же деревню со смешным и одновременно ласковым названием, в тот же совхоз. Только на этот раз у нас уже комсомольско-молодежная бригада и, в общем, все гораздо лучше, чем год назад. Причем я даже не предполагал, насколько получится лучше…

И вот снова советская глубинка: иллюзии и идиллии, перемешанные с извращениями до степени неотличимости. Но мне 23 года, на дворе отличная погода (видимо, в том году в нашем регионе женщины вели себя хорошо, потому что бабье лето было просто шикарным), а значит, жизнь прекрасна и удивительна.

Примерно через неделю после начала нашей вахты случилось то, что оставило, не побоюсь этого слова, неизгладимый след во всей моей дальнейшей жизни. Если б знал об этом тогда, запомнил бы не только дату, но и время, во сколько всё произошло. Но, опять же, по порядку. Был жаркий день, после обеда мы с парнями лениво ворошили кучи зерна, когда на ток стремительно въехал служебный УАЗик директора нашего института. Из него вышли непосредственно директор и несколько девушек. Две из них работали в институте уже давно, а вот третья оказалась незнакомой. Одета она была в клетчатую рубашку и джинсы, у неё были каштановые волосы до плеч и правильные, весьма привлекательные черты лица. Также она носила очки и серьёзное выражение лица, которые придавали ей достаточно строгий вид. Была она довольно высокой и, видимо, немного этого стеснялась, потому что слегка сутулилась. Директор подошёл ко мне, пожал руку, спросил: «Как дела?» Он вообще мне симпатизировал. После чего, скосив глаза на незнакомку, тихонько сказал: «Обрати внимание» и почему-то подмигнул. Я и сам к тому времени уже заинтересовался новенькой и собирался было завести разговор, но тут директор скомандовал: «Девушки, в машину!», после чего они уехали. Я слегка на него обиделся: сначала «обрати внимание», а потом сам же и увозит. Но быстро сообразил, что повёз-то он их не обратно в город, а размещаться в наше общежитие, под которое была отдана часть местного детсада. А раз так, то и удобных случаев для знакомства будет предостаточно. И он, то бишь случай, наступил очень быстро, буквально в тот же вечер.

Но сначала надо немного рассказать, как был устроен наш быт. Как я уже сказал, в детском саду нам выделили два больших помещения: одно – для мальчиков и одно, соответственно, для девочек. В них плотненько, одну к одной, с минимальными проходами, поставили кровати. Такие металлические, с панцирными сетками, раньше в детстве на них все любили прыгать, как на батуте. У девушек в комнате, само собой, были зеркало, стол для чаепития, доска для глажки, им же поставили и холодильник один на всех. Нам все эти глупости были ни к чему, зато мы буквально втиснули в центр комнаты теннисный стол. На нём мы играли не только в настольный теннис, но и в карты, в шахматы, в шашки, а также до кучи пили чай, иногда другие напитки и при случае что-нибудь гладили, но это редко. Редко это было потому, что никаких развлечений в этой деревне не было: ни танцев, ни кино, ничегошеньки, гладить же одежду, чтобы сходить в ней на работу, – это бред.

Как вы можете догадаться, ресторанов и всяких там кафе поблизости тоже не наблюдалось, а потому питались мы в совхозной столовой – дёшево, но зато и невкусно. И вот это сочетание невкусной еды и отсутствия культурной жизни породило новый вид наших развлечений – «гусиные вечеринки». По этому названию вы уже, наверное, догадались, что к чему. В общем, по деревне действительно косяками ходило достаточно большое количество гусей, отпущенных хозяевами, что называется, на подножные корма с целью нагуливания жира пред новогодним забоем. И вот эти гуси стали время от времени пропадать. Местные жители быстро сложили два и два и кинулись жаловаться властям. В результате через какое-то время начальник тока составил с нашим бригадиром, а точнее, бригадиршей, беседу на тему «Чтобы мы несильно борзели». Наша руководительница-предводительница посмотрела на него бездонными голубыми глазами, от которых у мужчин обычно перехватывало дыхание, и сказала: «Не понимаю, что Вы имеете в виду, но мы примем эту информацию к сведению».