Авраам Иегошуа - История разведенной арфистки

– Детей у меня нет. И я никогда их не хотела.

– Но почему?

– Быть может потому, что не хотела потерять и ту минимальную привлекательность, что досталась мне в удел, – ответила Нóга с вымученной улыбкой.

Женщина словно окаменела. Дошла ли до нее вся горечь подобного ответа? Или она просто пропустила ее мимо ушей? Пораженная, она уставилась на странную исполнительницу из массовки, для которой сама она должна была стать прототипом. Что следовало ей сделать в подобной ситуации – повернуться и уйти? Сейчас она глядела на актрису так, что та развернулась и отошла. И тогда немолодая женщина поспешила прочь, минуя съемочную группу, пытавшуюся в эту минуту убедить родителей героя расстаться с диваном, перебравшись на изящную софу поменьше, хранившую память о ее любви к тому, кто некогда пытался отравить ее, а теперь попробовал преградить ей путь; но она просто коснулась седой его шевелюры, проходя мимо, дотронулась с материнской лаской и устремилась, не задерживаясь, дальше, с явным намерением присоединиться к мужу, ожидавшему ее в саду.

«Ну а что дальше? Моя роль тоже уже сыграна?» – спросила участница массовки себя саму, по мере того как гостиная становилась все более и более пустой, поскольку сегодняшний эпизод должен был сниматься в соседней комнате, более подходящей для интимного и доверительного разговора. Штативы камеры и микшер были сложены и убраны, а монитор, прожектора и вентиляторы – отключены, так что в считаные минуты она оказалась в полном одиночестве в опустевшей гостиной чужого дома.

«Хорошо еще, что они успели заплатить мне, – сказала она себе, – так что я могу исчезнуть отсюда без проблем». И она покинула каменный дом, выйдя на длинную узкую улицу, на которой никого не было. Даже Элиэзер, обещавший отвезти ее обратно, куда-то испарился. Отказался ли он от своего обещания? Немного подумав, она решила распрощаться со съемочной группой и двинулась обратно, миновала опустевшую гостиную и направилась в кухню, доверху заполненную использованными пластиковыми тарелками и чашками. Раскрыв холодильник и исследовав его содержимое, она сполоснула одну из пластмассовых чашек, налила в нее молоко и принялась пить.

Оттуда она прошествовала вниз и попала в длинный коридор, темной рекой протянувшийся среди берегов, состоявших из книжных шкафов, забитых неизвестными ей книгами на неведомых языках, и таким образом добралась до ванной, маленькое окошко которой открывалось в сторону сада. Муж и жена исчезли, а рядом с деревом сидела женщина из Америки и ее сын, весело болтавшие с одним из студентов. В ванной комнате оказалось даже несколько полок, забитых потрепанными книгами, счастливо избежавшими участи очутиться на дне корзин для всякого мусора.

Затем, к ее удивлению, она заметила, что ванна абсолютно идентична, просто двойник той, что стояла в доме ее родителей – того же размера, с теми же изгибами и, более того, – с той же ржавчиной на металлических подвесках, выполненных в виде птичьих с загнутыми когтями лап. Такое могло встретиться лишь в двух в одно и то же время возведенных домах Иерусалима, спроектированных еще до объявления независимости государства Израиль евреями, поселившимися после того, как они были покинуты арабами, – удивительным было лишь то, что евреи или арабы к вопросу об организации и украшении ванных комнат подходили с одинаковыми эстетическими и вкусовыми запросами. Чрезмерное изобилие зубных щеток, валявшихся в раковине, наводило на мысль, что каждый обитатель этого дома предпочитал для каждого отдельного зуба пользоваться отдельной же щеткой. Чтобы избавиться от ощущения усталости, она, отвернув кран, плеснула воды себе на лицо и с прояснившимся зрением, не вытираясь, пошла разыскивать организаторов съемок, чтобы распрощаться с ними.

Голоса привели ее в спальню, где студенты-психологи с помощью приятелей с актерского факультета репетировали наиболее интимные эпизоды.

Пожилые родители, облачившись в банные халаты, уселись на кровать вместе с профессором, их сыном. От костюма его освободили, но галстук оставили, кое-как заправив в старый халат. И таким вот образом, под прицелом съемочной камеры, они анализировали дела давно минувших дней, разговаривая на иврите. Участница массовки стояла на пороге, сознавая, что откровенность и искренность разговора могут пострадать от ее незваного присутствия. Самое время было исчезнуть. Но в ту минуту, когда она решила это, чья-то твердая рука опустилась ей на шею.

– А я уже решила, – холодно отреагировала она, – что вы обо мне забыли.

Похоже, что отставной полицейский был к этому готов.

– Я не забыл. И впредь на это не рассчитывайте. Мне позвонила дочь и попросила привезти л-лекарство для внука… а о вас… я н-не думал, что здесь все закончится так быстро.

– Ну, вот так все вышло.

– Что ж… что ни делается, все делается к лучшему. Вышло, по-моему, совсем неплохо.

– Спорить не приходится. Так что вы заслужили не просто тарелку супа, но полный обед. К слову – сколько у вас внуков?

– Пока что только один.

– В возрасте…

– Примерно таком же, как и ваш цад-дик.

Он проводил ее до дома на улице Раши́ и пожелал успехов на съемках в Масаде. Если бы цены на билеты не взлетели так высоко, он спустился бы к Мертвому морю непременно.

Дома ее ожидали шесть голосовых сообщений от Хони – одно сердитее другого. Содержание всех было тем не менее одинаково – автобус, арендованный для доставки участников массовки к месту исполнения оперы в песках пустыни, отправится в путь на три часа ранее запланированного.

– И чем это ты занималась, шатаясь всю ночь напролет? – голосом праведника прошептал он в трубку, когда она перезвонила ему.

– Зарабатывала на кусок хлеба в массовке. Документального фильма, между прочим.

– Придумай что-нибудь получше. Документальных фильмов больше никто не снимает.

– Ты удивишься, увидев.

Но он, похоже, не готов был к тому, чтобы его удивили. И потребовал доказательств. Не позднее чем через два дня. К тому времени, когда они встретятся на втором исполнении «Кармен», поскольку он сумел достать билеты.

– Очень хорошо, Хони. У меня к тебе просьба, раз уж так получилось, – принеси мне какую-нибудь литературу о Мартине Бубере.

– Что? Мартин Бубер давно уже растворился в дымке истории.

– Ну, так вызови его вновь к жизни через интернет.

Благодаря раннему отъезду какое-то время глаза ее были открыты, не давая погрузиться в дремоту, и все-таки в конце пути она почти спала, роняя голову то в одну, то в другую сторону, так что в Масаду прибыла полусонной. Вместе с ней эту честь разделили еще шесть участников массовки – частично это были певцы из оперного хора, вышедшие, так сказать, в отставку и прибывшие накануне с целью укрепить ряды бывших более успешных, то есть оставшихся в строю, коллег, причем укрепить не голосами, а самим фактом своего присутствия.