Омар Суфи - Последний аккорд

У меня, конечно, клавишная панель отвисла от всех этих страстей и диких и страстных русских игр.

Офицер крутанул рулетку и, перед тем как нажать на курок у виска, положил его ко мне на открытую верхнюю панель, там, где находятся струны, и потянулся за стопкой водки. Выпил и когда хотел взять револьвер, он выскользнул у него из рук и упал в меня между струнами.

Пока он пытался достать его, Насрулла успел вызвать полицейского — ему совсем не хотелось в ресторане иметь инцидент с мертвым офицером, сыгравшим в русскую рулетку. После того, как полицейский вывел Кудрявцева, Соломон вытащил револьвер из меня и открыл барабан… Пуля была в ствольном гнезде — так что, если бы я не проглотил его, Кудрявцев был бы мертв. Он появился на следующий день, уже трезвый, чтобы забрать свой револьвер и Соломон сказал тому, что если бы револьвер не провалился в пианино, того уже не было бы в живых…

После этого Кудрявцев захотел выкупить меня у Насруллы… Насрулла же во мне увидел нечто более чем просто пианино и наотрез отказался. «После того как я купил его, у меня постоянно большая клиентура и дела идут без проблем. Ни куда я его не отдам…» Насрулла велел каждый день вытирать с меня пыль и часто звал настройщика, чтобы регулировать мои струны.

Так что, стал я важной особой… извините, предметом. Ну, водоворот событий меня позже уволок из ресторана.

[1] Степан Шаумян возглавлял большевистский Совет народных комиссаров.

[2] Хамшари — так называли в Баку выходцев из юга, соседнего государства Каджаров.

Глава седьмая

Марш славянки

После того как англичане покинули Азербайджан в августе 1919 года, жизнь продолжилась в Баку своим чередом, однако на Западе было напряженно — с армянами продолжались столкновения в Карабахе и Зангезуре. На севере же белогвардейские армии были вконец разгромлены большевиками. В начале 1920 года Азербайджан получил де-факто признание в качестве независимого государства, однако суждено было этой независимости продолжиться несколько месяцев. В апреле большевики сосредоточили свои войска на северной границе и выдвинули ультиматум о передачи им власти в стране. Слабая молодая республика, раздираемая войной на западе, не могла ничего противопоставить мощи большевиков. В конце апреля Азербайджанская Демократическая Республика пала. Помню, как мимо окон ресторана прошли русские войска, но теперь это были большевики.

За окном бойко раздавался революционный марш коммунистов «Белая гвардия, черный барон». Марширующие солдаты звонко пели:

Белая армия, чёрный барон

Снова готовят нам царский трон,

Но от тайги до британских морей

Красная Армия всех сильней.

В песни звучали и более тревожные слова:

Мы раздуваем пожар мировой,

Церкви и тюрьмы сравняем с землёй.

Ведь от тайги до британских морей

Красная Армия всех сильней!

Насрулла подошел к Соломону, который в этот момент находился в ресторане, и сказал: «Если коммунисты зайдут в ресторан, сыграй что-нибудь революционное. Ты умеешь что-нибудь играть?». «Марш «Прощание славянки», — ответил Соломон. «Пойдет, наверно», — неуверенно ответил Насрулла и приказал Соломону быстро раздобыть где-нибудь ноты революционных песен и маршей.

В тот день впервые Соломон наиграл на пианино «Прощание славянки». Этот марш был написан восемь лет назад от тех событий — в 1912 году и часто звучал во время войны, которую позже назовут Первой мировой. Было что-то в этот марше от классической музыки. Не знаю, может это сугубо мое пианинное мнение, в особенности, когда я услышал марш, исполненный на мне.

Город покидали тысячи людей — убегали через Тифлис, Туркестан, Иран… Насрулла же решил отправиться обратно в Тебриз, пока большевики не экспроприировали его имущество. Тем более, коммунисты первым делом запретили фривольные танцы — девушек пришлось уволить. «Скоро и за другим придет черед», — изрек Насрулла. Новым владельцем ресторана стал дальний родственник Насруллы по имени Фируз, который выкупил у него дело за небольшие деньги. Фируз умом не отличался и в политике разбирался плохо. Да и мало, кто тогда соображал, чем может кончиться власть большевиков — в данном случае даже национализацией ресторанов. Так, что ушлый Насрулла уговорил Фируза выкупить у него дело.

После этого ресторан профункционировал еще пять лет пока действовал «нэп» — так называемая новая экономическая политика большевиков. Так резко они не решились отменить частную собственность. Когда же в один из прекрасных дней 1925 года власти пришли в ресторан, чтобы национализировать его, Фируза хватил сердечный удар. Он не мог представить, как он будет дальше жить.

Я продолжал функционировать еще пару лет. Правда, на мне уже играл не Соломон, а другой пианист — старый русский, по имени Семен Афанасьевич, который долгие годы преподавал музыку в Баку и Тифлисе детям различных аристократов и богатеев, а теперь после революции старался подработать в ресторанах. Когда же ресторан закрыли Семен Афанасьевич поддался в профсоюзный клуб, который открыли при Бакинском пароходстве, тоже национализированный большевиками. Семен Афанасьевич также подал идею директору клуба попросить городские власти национализированный в ресторане пианино, то бишь меня, перевести на баланс клуба. Однако поначалу меня и Семен Афанасьевича в клубе встретили враждебно. Директор клуба — Аркадий Васильевич Шавров считал, что большевики должны создать новую культуру. «Все эти буржуазные музыки надо долой…», — говорил он, из чего я заключил, что товарищ, как теперь стали называть люди друг друга, был неграмотный, по-русски говорил сносно, а в музыки вообще ни черта не разбирался… простите господа, то есть товарищи.

Однако революция несла во власть таких людей как Шавров. Последний в первую очередь наказал Семен Афанасьевичу играть только большевисткую музыку. Что это означало, я не совсем разбирался — разве что марши, наподобие «Белой гвардии, черного барона».

Через пару месяцев в клубе появился командированный культпросветитель из Москвы. Он-то и дал указание играть определенную, как называл Шавров, «буржуазную музыку».

«Мы не можем все разрушить и не собираемся, — говорил он. — Мы должны использовать все ценное и высокое из прошлого для воспитания настоящего коммунистического поколения. Так, что Чайковский, Моцарт и прочее должно играться в наших клубах».

Днем в клубе иногда занимались школьники, и тогда Семен Афанасьевич играл в основном марши, а дети пели. Вечером же, в клуб приходили рабочие Бакинского пароходства поиграть во что-нибудь или просто пообщаться, и тогда Семен Афанасьевич играл Чайковского, Листа и Моцарта.