Омар Суфи - Последний аккорд

Все это раздавалось из динамиков, но, увы, на мне никто не играл. Спросите — что делал Кямиль? А Кямиль… он деградировал. Он превращался в «сынка» члена партийно-правительственной элиты. Как только родители уезжали в отпуск, Кямиль приглашал домой друзей и девчонок на попойки и сами знаете, чем все это заканчивалось. Один раз даже на мне один из его друзей попытался совершить половой акт, но не получилось к счастью. Прибежал из другой комнаты Кямиль и стал орать: «Этому пианино тысячу лет и если что-то произойдет с ним, отец меня убьет. Что тебе места мало?!» Да уж…

В начале шестидесятых годов в квартире в «Монолите» бешено зазвучала какая-то новая эстрадная музыка — ничего себе сложного в композиции, но с точки зрения новаторства — да, для развлечений сойдет. Да, это был «Битлз». Один из друзей Кямиля привез пластинку из Москвы с мелодиями этой английской группой, ставшей позже легендой поп-музыки. Те переломные годы — 50-е и 60-е с точки зрения социокультурного развития человечества — были годами становления так называемой массовой культуры, поп-искусства и поп-музыки, молодежной субкультуры и так далее. Меня это не радовало — люди перестали интересоваться классикой. Уже в середине шестидесятых на мне почти никто не играл. Если в доме и звучала музыка, то только из проигрывателя.

Пожалуй, стоит завершить историю моего нахождения в доме Гасымовых. Расскажу только, что в один из прекрасных дней Кямиль явился домой и объявил, что он жениться. На беспокойный вопрос матери кто, как и вообще что все это значит, он беспорядочно ответил:

— Решение принято. Короче, мне надо, в любом случае…

— Хорошо, хорошо… Я и сама хочу, чтобы ты, наконец, женился и перестал шляться. Кто же эта девушка?

— Вы все ее хорошо знаете. Вероника, дочка Анаит… Я с ней виделся как-то год назад. Она выросла… и стала такая красавица…

Глава одиннадцатая

Короткая баллада Сабира

С Сабиром я познакомился в 1967 году. Молодой человек лет тридцати пришел и купил меня у семьи Гасымовых. После женитьбы Кямиля и переезда на новую квартиру я стал совершенно ненужным старшим Гасымовым. Квартира Сабира находилась недалеко от сада Ахундова — прелестный старый район Баку, где было немало коммунальных квартир.

Была весна, когда я приобрел нового хозяина. Солнце грело бакинские улицы, все расцвело и пело молодыми ростками на деревьях и кустах. Люди готовились отмечать праздник весны «Новруз». В Азербайджане благодаря усилиям партийного активиста Шихали Курбанова этот праздник получал официальное благословение советских властей.

Сабир недавно женился, так что я попал также на праздник любви. Но главное не в этом. Я попал в дом профессионального музыканта, композитора. Да-да! Мне предназначалось важная роль. На мне собирались созидать. Хватит разучивания «до-ре-ми-фа-соль»!

Сабир был руководителем молодого джазового коллектива и активно занимался импровизацией. У него дома часто собирались молодые музыканты, как члены его коллектива, так и просто коллеги и друзья. Много чего на мне играли. Время, проведенное тогда в доме Сабира, было самим ярким периодом моего существования. Темы Оскара Питерсона — были одним из любимых Сабира. Его ловкие пальцы искрометно метались по моей черно-белой палитре и выдавали интересные композиции собственного сочинения. Ничего такого мне не приходилось слышать до этого. Мне открывался джаз с этническими элементами.

Кроме того, окружение Сабира рассказывало кучу интересных вещей. Его друзья-музыканты бывало выезжали заграницу и приносили интересные журналы, виниловые пластинки и другие вещи. Я познакомился с поп-артом и многим другим, что революционные шестидесятые дали цивилизации.

Сабир и его друзья — те, которых позже назовут «шестидесятники», жили в другом мире. Баку или иной город Советского Союза был для них только частью физического пространства. Душой, мыслями и идеями они были в Европе и Америке. Они бороздили просторы океана на плоту «Кон-тики» Тора Хейердала. В доме Сабира любимой передачей был «Клуб кинопутешественников».

После нескольких месяцев бурного медового романса Сабир стал писать свою музыку. Он писал и раньше. Но теперь он решил этим заняться серьезно. Он переложил свои композиции в нотную тетрадь. Его жена Ламия — учительница музыки, помогала ему, чисто переписывая его каракули в нотную книгу. Его мелодии очень походили на музыку Питерсона и Гиллеспи Диззи.

Однажды вечером в августе, когда в Баку стояла знойная апшеронская жара, Сабир пришел с концерта классической музыки. Зайдя домой, он бросился к пианино и заиграл. Чтобы вы думали? Джаз? Нет. Он заиграл Эдварда Грига. Наверно услышал на концерте его композиции. В жаркий бакинский вечер ворвалась свежесть норвежских фьордов — смесь классики и скандинавских мелодий. Я думаю, что именно этот вечер сделал Сабира экстраординарным музыкантом.

Он стал импровизировать Грига, создавать синтез джаза с григовскими классическими композициями. Музыка Грига очень самобытна — он создал смесь норвежского фольклора с классической текстурой. Сабир взял фортепианный концерт ля минор Грига и придал ему джазовую динамичность. Получилось что-то о-ля-ля! Дела шли хорошо. С этой импровизацией Сабир в начале 1968 года выехал на фестиваль джазовой музыки в Ригу. Приехал обратно с главным призом фестиваля. Был безумно счастлив. Через пару месяцев у него родился сын.

Однако успех Сабира не всем пришелся по душе. Через несколько недель после ошеломительного успеха в газете «Бакинский рабочий» появилась статья под названием «Импровизируя Грига или коверкая классику». Автор разносил эксперименты Сабира с классической музыкой. «Оставьте нам классиков», — требовал автор статьи, — «экспериментируйте со своими битниками».

Сабир пришел домой удрученный и весь вечер пил. Да, была у него эта слабость. Но, он не дал себе долго хандрить. Уже через пару месяцев его пригласили на гастроли в Прибалтику и он, взяв жену и маленького ребенка, уехал на все следующее лето на север.

Летом 1968 года советские войска вошли в Чехословакию и смяли начавшееся там реформистское движение. В Париже митинговали студенты. И тех и других подавили. Когда Сабир вернулся осенью в Баку, его вызвали в худсовет — орган, который контролировал «творчество» советских людей и дали понять, что его, как они назвали, «игры» с классикой не приветствуются. И вообще надо писать музыку, которая вдохновила бы советских людей на трудовые подвиги.

Сабир принялся вновь играть западный джаз, не покушаясь на какие-то оригинальные композиции. Все больше по вечерам рядом с ним была бутылка водки. Ламия вновь была беременна. Летом 1970 года Сабир уехал с ней в Шеки — там жили его дедушка с бабушкой. Ламия настаивала, что ему надо немного побывать в сельской местности, чтобы избавиться от вновь приступающей хандры.