Мишель Серр - Девочка с пальчик [litres]

Когда появилось книгопечатание, Монтень, как я уже говорил, предпочел ясную голову накопленным знаниям, поскольку их запас, уже объективированный, стоял у него на полках в виде книг. До Гутенберга историкам требовалось знать наизусть сочинения Фукидида и Тацита, те, кто интересовался физикой, заучивали труды Аристотеля и греческих механиков, а те, кто совершенствовался в ораторском искусстве, – сочинения Демосфена и Квинтилиана… Иначе говоря, все они пичкали голову. Способ сэкономить: на запоминание места книги на полке уходит меньше ресурсов памяти, чем на хранение всего ее содержания. Новый способ сэкономить, более радикальный: нет надобности помнить даже место книги – этим занят поисковик.

Отрубленная голова Девочки с пальчик – уже не та, что прежние головы, которым лучше было быть ясными, чем напичканными наукой. Девочке с пальчик больше не нужно усердно трудиться, чтобы приобрести знание – вот оно, тут, перед ней, объективное, коллективное, уже собранное и взаимосвязанное, доступное в любую минуту, десять раз перепроверенное и уточненное. Поэтому она может заняться пустым местом над своей шеей. Там – свежий воздух, ветерок, того лучше – свет, который изобразил Боннб, живописец-академик, на своем полотне с чудом святого Дионисия в парижском Пантеоне. Там обитает новый гений, изобретательный ум, чистая познающая субъективность. Секрет Девочки с пальчик, ее отличие – в этой прозрачной пустоте, за этим ласковым бризом: знание, почти даровое, однако едва уловимое.

Не возвещает ли Девочка с пальчик конец эры знания?

Как произошла столь радикальная перемена в природе человека? Будучи практичными и склонными к конкретике, мы не можем отрешиться от представления, будто революции имеют дело с осязаемыми вещами: для нас важны орудия – молотки, серпы. Такими же «твердыми» и осязаемыми именами мы называем порой исторические периоды: вспомним промышленную революцию, бронзовый век, железный век, век тесаного камня, век шлифованного камня. На мягкое – знаки – мы, до известной степени слепые и глухие, обращаем меньше внимания, чем на все эти осязаемые, твердые, утилитарные машины.

Однако изобретение письма и, позднее, книгопечатания преобразило культуры и общества сильнее, чем совершенствование орудий труда. Твердое воздействует на вещи, мягкое – на учреждения людей. Техника предполагает и развивает навыки; технология предполагает и развивает гуманитарные науки, публичные собрания, политику и общество. Разве могли бы мы без письменности объединиться в города, сформулировать право, учредить государство, помыслить монотеизм и историю, изобрести точные науки, пайдейю и т. д.? И добиться их сохранения? А без книгопечатания разве сумели бы мы в эпоху Возрождения – так удачно названную – изменить все эти учреждения и объединения? Мягкое организует и объединяет тех, кто орудует твердым.

Мы – дети книги и внуки письменности, поэтому – стоит ли сомневаться? – мы и живем сегодня вместе.

Печатный текст сегодня стал частью пространства. Он вторгается в пейзаж и его затмевает. Рекламные плакаты, дорожные указатели, стрелочная разметка улиц и проспектов, расписания поездов на вокзалах, табло на стадионах, бегущие строки в оперных театрах, свитки Торы в синагогах, молитвенники в церквях, библиотеки в кампусах, доски в школьных классах, экраны для презентаций в аудиториях, газеты и журналы: страница властвует над нами и нас направляет. А экран ее воспроизводит.

Земельный кадастр, планы городов, синьки архитекторов, строительные проекты, рисунки публичных интерьеров и приватных покоев подражают своей мягкой регулярной разметкой пагам наших предков – квадратам, засеянным люцерной, наделам земли, исчерченным крестьянским лемехом: борозды уже линовали строчками это нарезанное пространство [7] Здесь обыгрывается этимология слова page, страница, разошедшегося по многим европейским языкам от общего лат . корня pagus – селение (ограниченное столбами). Pagus в свою очередь происходит от глагола pango, вкапывать (напр., столбы), и служит основой для pagina – первоначально ряд высаженных растений (напр., винограда), затем строка или колонка текста и, наконец, страница. . Вот вам пространственное единство восприятия, действия, мысли, проекта. Вот вам извечный – не в одну тысячу лет возрастом – формат, столь же понятный для нас, совсем других, людей (по крайней мере, на Западе), как для пчел – шестиугольник.

Формат страницы настолько – причем безотчетно для нас – над нами властен, что новые технологии пока не сумели от него отказаться. Экран компьютера – который часто и сам открывается, как книга, – аналог страницы. А значит, Девочка с пальчик по-прежнему пишет – всеми десятью пальцами или, на телефоне, только двумя большими. Закончив работу, она спешит ее напечатать. Новаторы соревнуются в совершенствовании новой, электронной, книги, тогда как электроника как таковая все еще подчинена книге, хотя и предполагает нечто совершенно иное, не похожее на трансисторический формат страницы. Это нечто еще предстоит открыть. И Девочка с пальчик нам в этом поможет.

Помню, как я был удивлен несколько лет назад, увидев, как на кампусе Стэнфорда, где я преподаю вот уже тридцать лет, возводятся – по соседству с главным двором, на средства миллиардеров из соседней Силиконовой долины – здания отделения информатики, более или менее такие же (с поправкой на железо, бетон и громадные окна), как и кирпичные корпуса, в которых сто лет как преподают инженерную механику и историю Средневековья. Тот же план, те же коридоры и аудитории: тот же вдохновленный страницей формат. Как будто недавняя революция, по своей силе вполне сравнимая с преобразованиями, которые принесли с собой письменность и книгопечатание, ничего не изменила ни в знании, ни в педагогике, ни в самом университетском пространстве, придуманном с помощью книги и ради нее.

Нет. Новые технологии требуют уйти от пространственного формата, предполагаемого книгой и страницей. А как от него уйти?

Вначале было так: бытовые орудия стали внешним выражением нашей грубой силы. Выйдя из тела, мускулы, кости и суставы нашли свое продолжение в простых механизмах – рычагах и лебедках, которые подражают их действию. Затем наша высокая температура, источник энергии, тоже вышла из организма и нашла свое продолжение в двигателях. И, наконец, теперь новые технологии овеществляют вовне операции нервной системы, мягкие силы – сигналы и коды: познание, по крайней мере, отчасти находит свое продолжение в новом орудии.