Эшли Шумахер - Мгновения Амелии

Посылка крепко заклеена скотчем, но это не остановит мое любопытство. Всего за пару секунд мне удается раскрыть коробку, но затем я целую минуту пялюсь на ее содержимое.

На скомканной упаковочной бумаге лежит черный альбом, на нем пластиковая фоторамка и конверт. Снимок в рамке нечеткий. Должно быть, Алекс сделал его на телефон до того, как мы направились в обреченное на провал путешествие.

Теперь это мое любимое фото.

Нолан обнимает меня, а наши волосы так перепутались, что их почти не различить. Мы не целуемся, но даже ужасное качество изображения не может скрыть застывшее в наших взглядах трепетное чувство.

Мои губы растянуты в улыбке, а глаза прищурены. Вся теплота Нолана видна в его взгляде. По словам Алекса, он смотрит на меня, как на солнце, которое светит только для него.

Я неохотно отвожу взор с Нолана на альбом и, открыв его, неожиданно переношусь на ярмарку. На складном стуле, закинув ногу на ногу, сидит мистер Ларсон, погруженный в вязание. Валери улыбается убегающему по делам Алексу. Подросток чихает на торт «Муравейник», и в его лицо летит сахарная пудра. А все вокруг освещают мерцающие гирлянды, развешенные на деревьях.

Я замираю над двумя фотографиями: на одной запечатлены дружеские объятия Алекса и Нолана, а на другой Нолан подписывает книгу малышке Джули, пока на заднем плане краснеет ее сестра. Несмотря на пронизывающие душу смешанные эмоции, поражаюсь качеству собственных снимков. Тем более я провела больше времени за столом рядом с Ноланом, чем за фотографией.

Они действительно хороши.

Прежде чем перейти к письму, я еще раз пролистываю альбом. Пробегаюсь пальцами по толстому конверту и разрываю его. Уговариваю себя не спешить с чтением, но за годы тренировок я превратилась в зайца, а не черепаху. Поэтому мои глаза с жадностью проглатывают слова.

Амелия!

На КДКФ я подслушал, как девушка в блестящих колготках успокаивала великого Н. Е. Эндсли. Я подстерег ее у выхода и предложил прислать «Орманские хроники» с автографом. Я решил, что в долгу перед ней, ведь она не воспользовалась Ноланом. Она спросила, могу ли я прислать книгу ее лучшей подруге, которая и открыла ей мир «Хроник». Она дала мне адрес местного книжного магазина (ей не слишком хотелось давать свой адрес какому-то незнакомцу) и уверила, что позаботится о получении.

Когда ты позвонила в магазин или уезжала в Даллас, мне стоило признаться, что книгу отправил именно я. Но я не сказал, потому что чувствовал себя виноватым, ведь из-за меня ты приехала в Локбрук, будто я призвал демона-фанатку, который станет преследовать моего друга.

После фестиваля он изменился (думаю, он был сломлен), но иногда я замечал, как он смотрит в окно, а его мысли витают в совершенно другом месте, куда я не в силах отправиться и вернуть его обратно.

Но, Амелия, ты смогла это сделать. Подняв армию доброты и эмпатии, ты пробилась сквозь его внутреннюю мглу и вернула моего друга. Я же этого не смог сделать.

Дженна гордилась бы тобой. Очень сильно. Уж я-то знаю, потому что горжусь Ноланом, хоть иногда он ведет себя как идиот.

Я решил, что у тебя должны быть твои же фотографии, потому что они – полное отражение тебя. В них запечатлено то, что только ты подвластна обнаружить.

Что бы ты ни решила, знай, что в Локбруке тебя всегда будет ждать работа и – мама просила упомянуть – спальня с личной раковиной. И я позволил себе организовать несколько фотосессий в городе.

Амелия, прости, что не рассказал тебе всю правду.

Прости и его, что не пишет, как по тебе скучает.

Astra inclinant, sed non obligant.

Алекс

P. S. Пожалуйста прочти упаковочную бумагу. Но никогда не говори ему, что я вынес листы из его секретной комнаты, иначе он запретит мне пользоваться Wi-Fi. Или вонзит в меня свой дурацкий меч с камнями.

Я распрямляю скомканную бумагу, которая, как думала раньше, всего лишь защищает содержимое коробки. И я точно не ожидала увидеть фразы, написанные Ноланом небрежным и раздосадованным почерком.

Амелия, я скучаю

Дражайшая Амелия

Моя дорогая Амелия

Амелия

Этого не было в наших блокнотах

Дорогая Амелия!

Уолли скучает по тебе.

Когда тебя нет рядом, я не вижу китов.

Я укладываю помятые листы написанным кверху. Их углы загибаются, отчего они напоминают цветы, сделанные из бумаги. Сверху кладу альбом и встаю. Всего один снимок, уверяю себя. Называю его «Абсурд и абсурдность», укладываю содержимое обратно в коробку и направляюсь домой, чтобы успеть собраться к ужину у Уильямсов.

Мысленный поезд достаточно замедлится, чтобы я успела за него уцепиться. У меня есть план.

Марк и Триша соглашаются побыть в отеле, пока я в одиночестве иду в книжный магазин.

Они приехали со мной под предлогом отдыха, но я понимаю, что они собираются посмотреть на Локбрук, «У Вэл» и…

Нолана.

Садясь за горизонт, мичиганское солнце золотит все вокруг, и кажется, что я брожу по выдуманному миру. А часть этой искусно созданной книги составляет бордовая дверь с холодной железной ручкой. Когда я ступаю в магазин, над головой раздается бренчание колокольчиков, знаменуя собой близость магии.

Но не магия с лаем слетает с лестницы, царапая когтями покрытый плиткой пол, добегает до ковра и шерстяной копной радостно бросается на меня.

Я успеваю бросить грозное «Нет!», прежде чем пес собьет меня и мне снова повезет оказаться спиной на полу при входе в магазин.

На этот раз Алекс не приходит ко мне на помощь. Но вместо него надо мной важно, как римская богиня, появляется его мама и грациозно протягивает мне руку.

– Задержалась, – объявляет она.

Я прохожусь ладонью по затылку в поисках ушиба.

– Задержалась?

Она поднимает бровь.

– Амелия, что я тебе говорила о дураках?

– Не уверена, что понимаю, о чем вы говорите.

Валери поднимает вторую бровь.

– Чем могу помочь, мисс Гриффин?

Я пытаюсь призвать китов, но, видимо, они устали, плывя наравне с самолетом.

– Где Нолан? – спрашиваю я.

Сначала Валери пристально смотрит на меня, затем прищуривается на что-то за моей спиной.

– Сегодня среда, – сообщает знакомый голос.

Резко обернувшись, я замечаю Алекса с сияющей улыбкой и распростертыми руками, в которые охотно бросаюсь.

– День крепости? – ухмыляюсь я.

– Отвезу тебя, – говорит он. – Мам, если ты не против. Только нужно будет закрыть кафе.

Валери оценивает нас взглядом; я ощущаю, как трескается ее суровая оболочка под натиском моей радости.

– Ты сможешь фотографировать нашу рождественскую вечеринку? – властно спрашивает она.

Валери желает знать, останусь ли я. Мое лицо озаряется.