Никола Хотель - Это всегда была ты

– Ой, прости, я на самом деле хотела к твоему отцу.

Я осматриваюсь в кабинете, но Ашер тут один.

– Ты наводишь порядок?

С запиской я подхожу к письменному столу и кладу ее туда, где хранятся документы.

– Не хотела помешать, Хиллари просто просила меня передать это. Ну, теперь мне пора.

Я хотела было развернуться, но что-то заставляет меня почувствовать неладное. У Ашера снова этот взгляд. Взгляд такой же снисходительный, как это часто бывает, и я уже не знаю, что, черт возьми, я снова сделала не так. Он уставился на записку, которую я положила к документам.

– В чем дело?

Кажется, что в черепной коробке Ашера усиленно заработали шестеренки, а его нижняя челюсть движется так, как будто он случайно откусил что-то настолько твердое, что едва способен прожевать.

– Твой отец говорил с тобой? Ты злишься из-за того, что я скорее всего задержусь здесь еще на несколько дней? – в глубине души я вздыхаю. – Мне жаль, что я не придерживаюсь нашего соглашения. Твой отец просил меня об этом, ясно? Тебе не нужно переживать по этому поводу. Я не намерена жить здесь постоянно, и во время семестра я в любом случае в Нью-Йорке. И ты можешь не бояться, что я тебе как-то помешаю. Ты даже не заметишь, что я вообще здесь. Обещаю! – Я торжественно поднимаю руку и кладу три пальца на сердце. – Слово скаута, – пытаюсь усмехнуться я.

Ашер откашливается.

– Мне жаль.

Наверное, надо мной сейчас парит огромный вопросительный знак, но это не важно. Что бы с ним ни случилось, может, это состояние продлится еще какое-то время? Ашер гораздо приятнее, когда он не нападает на меня, и почему-то мне нравится это неуверенное движение его рта. Я киваю.

– Ладно. – я собираюсь уходить, но его голос останавливает меня посреди движения.

– Я сказал, что сожалею, – резко повторил он.

– И я услышала тебя.

Постепенно я начинаю волноваться. Он словно окаменел, и у меня не осталось ни малейшего понятия о том, чего он от меня ждет. Должна ли я дать ему теперь прощение? Но с чего начать?

Его брови неведомым образом хмурятся еще больше.

– Неужели это так трудно понять, Айви? Я, черт возьми, хочу извиниться перед тобой. Неужели ты не понимаешь? – его кулак приземляется на стол и заставляет лампу для чтения вздрогнуть. – Ты сказала, что тебе доставляет это удовольствие . Ты просто слушала, в чем я тебя обвиняю, не защищаясь. Почему, черт возьми, ты это сделала?

Он срывает со стола бумагу и подходит ко мне так быстро, что я невольно отпрыгиваю назад. Я чувствую, как дверь за моей спиной с лязгом захлопывается, а в следующее мгновение грудная клетка Ашера прижимается к моей. Чертовски тесно. Его лицо так близко к моему, что я не знаю, куда смотреть, и пялюсь в невидимую точку позади него. Затем Ашер припечатывает ладонью лист бумаги к стене рядом с моей головой.

Я пожимаю плечами:

– Что это такое?

– Твоя выписка по кредитной карте, – резко отвечает он. – По крайней мере, ее часть. И на ней почти ничего нет. Бьюсь об заклад, Феникс и Саймон обходятся моему отцу дороже, чем аренда твоей комнаты. – Ашер отворачивается от меня, когда я неловко выпрямляюсь, и только теперь я осмеливаюсь снова взглянуть на него. Его грудная клетка заметно приподнялась. Ашер глубоко втягивает воздух, затем на мгновение крепко сжимает губы, прежде чем скомкать бумагу. – Я просто не понимаю. Ты ни единым словом не пыталась защититься.

Постепенно до меня доходит, что он на самом деле имел в виду, и это меня бесит.

– Неужели ты тут рыскал сейчас, чтобы собрать средства давления на меня?

– А если и так? – рычит он. Я в шоке.

– Ты когда-нибудь слышал о конфиденциальности? Это личные документы твоего отца. Я же не пойду и не стану рыться в его столе в поисках твоих счетов. А почему нет? Потому что это меня касается!

– Я не рылся в его столе. Выписка валялась в мусорном ведре. – как будто это делает ситуацию лучше! – И меня очень волнует то, что спустя четыре года ты вдруг появляется здесь и пытаешься играть в семью. Именно сейчас. Папа не первый раз писал тебе, и до сих пор это не могло заставить тебя приехать на остров.

Кажется, у меня начинает болеть голова. Я так устала ссориться с Ашером. Мне так жаль слышать от него только упреки. Да, его отец всегда заботился обо мне, а я отвергала его. Но он никогда не хотел, чтобы я возвращалась домой. Он просто был готов встретиться со мной в Нью-Йорке и разыграть там заинтересованного отчима. Да, я не защищалась. А почему? Потому Ашер не поверит ни одному моему слову, так что лучше оставить свои доводы при себе. Он сказал, что я могу пересмотреть свое мнение о нем, но разве то же самое не касается и его тоже?

– Я не пытаюсь «вдруг играть в семью». Если бы ты знал меня лучше, ты бы знал, как я по вам… – Скучала? Я останавливаюсь, потому что я не могу произнести слова, которые только что сформировал мой мозг, потому что это поставит меня под удар. Сделает уязвимой. – Именно сейчас? – беспечно спрашиваю я. – Что ты имеешь в виду?

Ашер лишь издает стон. Он возвращается к столу, где сердито швыряет бумажный ком обратно в мусорное ведро.

– Просто уйди. – он поворачивается ко мне спиной. Обеими руками Ашер опирается на стол. – Все в порядке. Я извинился, и ты все равно можешь сердиться на меня за то, что я обвинил тебя в том, что ты просто тянешь деньги из моего отца. Да, я просто полный придурок, но это, в конце концов, не новость для тебя, с этим я могу жить.

Вся его поза – чистая защита, каждая мышца его лица, натянута до предела. Белая рубашка, которую Ашер застегнул на рукавах, открывает мне вид, как выступают жилы на его предплечьях. Добровольно он никогда не позволит мне заглянуть ему в голову, и я это понимаю.

– Мне кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду, – осторожно говорю я, и мне стоит огромных усилий произнести вслух свои подозрения, потому что я едва осмеливаюсь даже подумать о них. Потому что это ужасно, потому что это пугает меня и потому что может быть, что Ашер никогда не простит мне этих слов. – Ты переживаешь, да? Потому что… – я сглатываю, – потому что твой отец стал все забывать?

Я произношу это тихо, осторожно. Тем не менее по его реакции мне сразу становится ясно, что я попала в точку, потому что голова Ашера наклоняется вперед, а он не говорит ни слова. Будь это не так, он бы засмеялся или выругался бы на меня. Я бы хотела, чтобы Ашер это сделал. Вместо этого его пальцы судорожно обхватывают столешницу.

Он поднимает одну руку и прижимает ладонь ко лбу.

– Черт, – стонет он, наклоняясь вперед.

Не раздумывая, я подхожу к нему и касаюсь его плеча.

– Не трогай меня, – рычит он, и я тут же отдергиваю руку.

Его тело дрожит. Ашер прижимает обе руки к лицу и выглядит так отчаянно, словно бремя всего мира лежит на его плечах, а я ничем не могу облегчить эту ношу.