Петро Федотюк - Ловец птичьих голосов

— Мы на ферме тоже не сидим сложа руки… Неужели у тебя, Гордей, слова для меня ласкового не найдется? Камень, и тот бы уже растаял, а ты… — У нее впервые блеснули слезы.

Гордей неуклюже положил руку ей на плечо:

— Ты не сердись. Характер такой у меня. И сам ему не рад.

Она повернулась к нему, рванула пальто:

— Не веришь, сомневаешься во мне? Так можешь убедиться — не изменяла я. Слышишь? Испугался?.. Эх, Гордейчик, Гордейчик, я ведь тебя такого разлюблю!

Застегивал ей полы пальто, прикрывал от холода, сажал на седые колоды. Обнимал жарко. Но чувствовал — не растаяла льдинка.

Выстрелило в саду первым цветом. За ним, словно белой шрапнелью, начали взрываться вишни, груши, черемуха…

За Миньковцами есть широкий овраг, густо обсаженный черемуховыми кустами. Там на зеленой траве лежал навзничь Гордей, выглядывая первые звезды. Ева сидела рядом, играя ромашкой.

Он коснулся ее руки:

— Что говорит цветок?

— Тайна.

Быстро подошла темень. Небо густо всходило звездами. Ева не успевала их считать…

Забросал, засыпал ее Гордей черемуховым цветом. Пьяная от черемухи, от его поцелуев, тихо смеялась, радовалась Ева. Теперь Гордей ее. Только ее. Теперь они всегда будут вместе…

Черемуха отцвела, зарозовела завязь на вишнях.

— Ты любишь детей? — спросила Ева.

Гордей нерешительно ответил:

— Дети — это счастье…

— Можешь считать себя счастливым…

Он долго целовал ее глаза.

А шел домой — сомнения одолевали. Кто-то из парней в армии говорил, что женщина в отчаянии готова на что угодно…

Зашел в дом, сел на скамью.

— Что такое, сынок?

— На работе допоздна… Потом с ребятами…

— А так ли оно? Говорят, Евка снова к тебе липнет… Совесть потеряла, бегает каждый вечер за десять верст. Смотри, чтобы до беды не дошло. Принесет в подоле, что тогда скажешь?

— Вы, мама, такое наговорите…

Не ужинал.

На следующий день пришел к председателю колхоза.

— А, Гордей… Ну как дела?

— На работе — хорошо… Но у меня просьба к вам, личная. Под Коростенем ведут новую дорогу, на строительстве нужны люди. Хочу поработать там какой-нибудь месяц.

— А как же делянка, участок твой? — укоризненно покачал головой Иван Петрович.

— Это мне просто необходимо. Понимаете? А на поле ребята без меня управятся, не подведут… Я вам вполне серьезно говорю — отпустите хотя бы на месяц. Не отпустите — совсем уйду.

— Не годится так, не годится. Ты подожди… Хорошо обдумал? Действительно необходимо?

— Иван Петрович!

— Ладно, ладно. Нужно — значит нужно. Но ты долго не задерживайся. Хоть к уборке возвращайся.

— Я раньше, Иван Петрович…

Была Ева в клубе, не видела Гордея. Говорили ребята, что куда-то уехал, а куда — никто не знает.

Больше месяца не было Гордея в Миньковцах.

Даже сам удивлялся, как выдержал так долго. Еще когда ехал в Коростень, спохватился, думал вернуться, но уже не хотелось быть смешным в глазах односельчан.

Дорога — это здорово! Перелопатили горы песка, щебенки. Первые бетонные плиты уже легли. Чудесно будет ездить по такой дороге!

Подружился Гордей с парнями. Заприметила его нормировщица Люся. Для него всегда была наготове улыбка, приветливое словечко. Бывало, подойдет к бульдозеру, заберется на сиденье и чуть ли не полдня с Гордеем в пыли и грохоте.

— Почему ты словно напуганный? — спрашивает Гордея.

— Как это так?

— Девчат обходишь десятой дорогой…

— А что мне с ними делать?

— Парень вроде бы и видный…

Гордей не стерпел подтрунивания, грубовато прижал к себе. А она шею руками оплела:

— Приходи вечером к Казацкому ключу!

Он мгновенно отпустил ее. Вот так пошутишь с этими девчатами…

Приехал домой и сразу же отправился в Пещаннцу. Пошел прямо к Евиному дому. Постучал, сказал матери, чтобы вышла Ева.

Она шагнула на порог в скромном домашнем платьице, непокорная каштановая прядь волос упала на щеку… Стояла нерешительно, всматриваясь в темноту. Узнала и молча прильнула к нему. Он гладил ее по голове, вдыхал знакомый запах ромашки. Потом отступил на шаг, словно хотел разглядеть, изменилась ли ее осанка.

— Не смотри так. Я ошиблась…

Гремела музыка, бояре и дружки пели свадебные песни, в горницу вносили каравай. На почетном месте, гордый и счастливый, сидел Володька Садовый возле своей белобрысой жены.

— И когда он успел? — удивлялся Гордей. — Горько! — неожиданно для себя крикнул.

Володя укоризненно взглянул на него и смущенно поднялся, подал руку супруге, наклоняясь к ее лицу.

— Интересно, избавится ли он от своей неловкости хотя бы к нашей свадьбе? — шепнул Еве на ухо Гордей.

Спать совсем не хотелось. Пассажиры нашего купе за эти несколько суток совместного путешествия произвели взаимный обмен всей наличной литературой, перечитали журналы и газеты, которыми их любезно снабдила проводница, рассказывали анекдоты, закусывали и… зевали, наблюдая за мелькающими пейзажами. До вечера было далеко, как пешком до Китая.

Некоторое оживление в дремотную атмосферу внесла пожилая женщина, которая села на одной из небольших степных станций. Время от времени вздыхая и бормоча что-то под нос, она распихала свой багаж на верхние полки. Управившись с этим, еще раз вздохнула — уже с ноткой облегчения — и в сердцах выдохнула:

— А леший бы ее взял!

— Кого? — сочувственно поинтересовался кто-то из нашей компании.

Женщина помолчала, словно не расслышала, а потом внезапно вспыхнула, как кострица:

— Кого же, как не ту почту, век бы с ней не знаться! Хотя что я говорю — если бы не она, то мне волком вой. Сын далеко, в гости часто не наездится, так хоть, слава богу, письма шлет. Я на нее и не в обиде была. Наоборот — почтальоны для меня самые родные люди. А тут — подвела меня почта. Ну подумайте сами, люди добрые, — сын дает телеграмму, что женится, чтобы приезжала. А мне аж через три дня ее принесли. Пока собралась, туда-сюда — смотрю, приеду под самый занавес.

— Это ничего, тетенька, как раз успеете на крестины.

— Конечно, лоботрясы могут и до свадьбы крестины устроить. Мой сын не такой. Он парень добрый, рассудительный, не хулиган.

— Разве только от хулиганов приносят в подоле?

— A-а, с тобой, видать, поговоришь, как с той зеленой в болоте…

— Это, наверное, вам перед праздником сын телеграмму давал, — отозвался юноша лет двадцати шести, который почти всю дорогу молчал, уткнувшись в книжку.

— Отправлял перед праздником… А что?

— В такие дни почта всегда перегружена. Об этом даже предупреждают, объявления вывешивают: поздравляйте родных и знакомых заранее. В предпраздничные дни на почте работы много. Нужно было сыну вашему «молнию» ударить…