Марсель Паньоль - Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

На следующее утро, часам к семи, Жан Кадоре вышел на порог своей фермы в городском костюме и в черном котелке, он был чисто выбрит и держал в руке трость с серебряным набалдашником.

Возле конюшни Эме с Манон усердно чистили щетками копыта ослицы, спокойно стоявшей с навьюченными на нее двумя ящиками, в которых были проделаны круглые дырочки. Уголен как раз возвращался из холмов домой, волоча за собой длинную сухую ветвь и неся большую корзину, полную улиток.

Он свернул с дороги и по склону холма спустился вниз, к ферме.

– Привет вам! Как видите, собираюсь в Обань. Если вам что-то нужно, скажите! – обратился к нему горбун.

– Спасибо, но пока не нужно ничего. Вы за новыми семенами?

– Кое за чем получше! Иду за производителями. У меня к вам просьба: поскольку меня целый день не будет, я был бы вам очень обязан, если бы вы навестили мою жену и удостоверились, что все в порядке.

– Рассчитывайте на меня! Приду к одиннадцати часам, а потом загляну еще и вечером. Мне интересно увидеть ваших первых кроликов!

– Значит, до вечера!

Горбун двинулся в путь, за ним поплелась ослица, сосновый бор с удивлением взирал на движущийся мимо него котелок.

Уголен, улыбающийся, предупредительный, к полудню пришел проведать Эме и узнать, не нужно ли чего. Светловолосая Эме попросила его расколоть сучковатое полено, с которым никак не могла справиться: вооружившись колуном, он наколол с дюжину поленьев и аккуратно сложил их в поленницу.

Еще раз он наведался к ней к шести вечера, как раз тогда, когда за ослицей над огромным шарообразным мешком отрубей, лежащим на притороченных к седлу ящиках, снова замаячил котелок.

Уголен с горбуном перенесли мешок в сарай и положили его перед клетками, в которых уже был приготовлен корм. На глазах своих домашних новоиспеченный кроликовод осторожно отодрал с помощью долота крышку ящика и одну за другой вытащил из него трех рыжих крольчих, каждая величиной с большую крысу.

– Я выбрал совсем молоденьких самок, у которых еще не было окрола. Если собираешься вывести новую породу, это первейшее требование, – принялся он объяснять.

Крольчихи-девственницы были помещены в одну из клеток и сразу же исчезли из виду, зарывшись в траву.

– А теперь самец! Манон, пойди закрой дверь. Это животное отличается поразительной силой и может удрать.

– Не бойтесь, – улыбнулся Уголен – от меня не убежит! Развязывайте веревки и приподнимайте крышку, только чуть-чуть…

Но стоило ему сунуть руку в узкое отверстие, как ящик стал судорожно сотрясаться от толчков, послышался скрежет когтей о дерево.

– Дева Мария, не заяц ли это? – вскричал ошеломленный Уголен.

– Нет-нет. Это помесь «гиганта из Фландрии» с «бараном из Шаранты»… – улыбнулся в ответ горбун, почему-то подмигнув жене.

Уголен сунул руку по локоть в ящик, невидимая стычка внутри приняла столь ожесточенный характер, что Манон отступила назад.

– Попался! Я схватил его за задние лапы! Открывайте! – закричал Уголен и стал вытаскивать из ящика длиннющую рыжую тварь, которой, кажется, не было конца. Повиснув в руке Уголена головой вниз, она судорожно сжималась и растягивалась, дергаясь так сильно, что заходила вверх-вниз даже рука Уголена. Манон отскочила назад, Эме, раскрыв рот, смотрела на невиданный экземпляр, оцепенев от удивления. Уголен, подняв его до уровня глаз, вскрикнул:

– Что это? У него шерсть, как у собаки, лапы, как у зайца, а уши, как у осла! Ничего себе! Я никогда такого не видал!

Глаза у горбуна засияли от радости и гордости, жена приникла к его плечу и восхищенно замерла.

– А где вы это нашли?

Поколебавшись, Жан Кадоре ответил:

– У одного из друзей.

– Дорогой, наверное?

– О да! Очень дорогой.

– Диковинка! – выдохнул Уголен. – Но у него большой недостаток: уж очень он худ. Ну прямо «эсшкулет» [25] Эсшкулет – скелет, призрак на простонародном марсельском диалекте (перед словами, начинающимися на «с», ставится «э»). волосатый!.. В таком звере, кроме ушей, и поживиться-то нечем.

– Это самец-производитель, – пояснил горбун, – он уже не молодой, но все еще лихой, сами видите! Посадите его в клетку, ту, которая с висячим замком!

Все прошло благополучно, и самец, тут же успокоившись, стал пожирать корм: держа передними лапами ветку акации, он резким движением головы отрывал листья.

– Ест, как собака, – тоном знатока произнес Уголен, – а видок у него тот еще. Злюка! Держу пари, он бы не отказался и от котлеты!

– Вы преувеличиваете, – заметила Эме.

– Ну да, я преувеличиваю, но это ради красного словца! Во всяком случае, не оставляйте молоденьких крольчих вместе с ним, гарантирую, завтра от них останутся одни кости!

Они выпили по стаканчику белого вина, после чего Уголен отправился домой. Он успокоился: выбор этого исхудалого старого самца, длинного как жердь, казался ему непоправимой глупостью.

– Его обвели вокруг пальца, – доложил он Лу-Папе. – Вообрази себе «эсшкулет» сдохшего от злости столетнего зайца!

– Какой породы?

Уголен постарался описать самца, но это ему удалось только после приступа неудержимого хохота, от которого глухонемая пришла в ужас: ей показалось, что он сейчас задохнется.

Вечером, прежде чем лечь спать, Жан Кадоре зашел к жене и присел к ней на кровать.

– Эме, я должен открыть тебе секрет.

– О, как я рада! Я обожаю секреты! – ответила она. – Про Уголена?

– Нет. Про кролика. Про самца.

– Это не кролик, я так и знала! О, я видела, какие у него глаза! К тому же он в кастрюле никак не поместится! Говори быстрее, кто это?

– Это кролик, но не обычный кролик! – И шепотом добавил: – Это кролик из Австралии!

– Он будет лазить по деревьям?

– Может быть, он на это и способен, но мне не хочется проверять. Он останется в клетке. Однако случка с крольчихами из Европы сулит нам великолепные выводки.

– Нужно будет рассказать об этом Уголену. Ему это наверняка будет интересно!

– Я же тебе сказал, это секрет. Никто не должен знать! По закону австралийских кроликов запрещено ввозить во Францию!

– Но кто же тебе его продал?

– Один животновод, который купил его у моряка-контрабандиста… Он вывел новую породу, а потом захотел избавиться от этого животного, чье присутствие могло бы обойтись ему очень дорого. Он мне стоил сто франков. Здесь, в холмах, мы ничем не рискуем. Впрочем, я тоже собираюсь избавиться от него, как только мы выведем новую породу, которую животноводы Франции, может быть, когда-нибудь назовут «кролик из Розмаринов».

Только через две недели погрустневший Уголен опять воскрес, увидев, как после нескольких дней жары мимо его дома проследовал нагруженный бидонами караван, – цистерна опустела, и горбун забеспокоился… Как только караван исчез из виду, Уголен бросился в Розмарины: листья помидоров уже начали сморщиваться и закручиваться, листья кукурузы высохли, листья тыквы обвисли, как лохмотья, а в кроличьем загоне пожелтел эспарцет…