Йозеф Кот - День рождения

— Скоро, — ответил я, сглатывая слюну, скопившуюся на раздраженной слизистой. — Вот только придет Мартин.

— Раз вовремя не пришел — его дело. Начинай!

Остальные ему нетерпеливо поддакнули.

— Не могу, — ответил я. — Без Мартина никак не могу. Мартин принесет блох.

Скандал я на время отдалил. Взглянул на часы. Было уже четверть четвертого, а договаривались сегодня с ним мы на три. Мартин еще никогда не нарушал слова, хотя точностью он не отличался. Чувствовал я себя скверно. Знал, что, если Мартин не придет, всеобщий гнев падет на мою голову, и мысленно начал готовиться к бегству.

— Может, пойти ему навстречу? — сказал я с невинным видом.

— Никуда ты не пойдешь, — отрезал Клепач. — Это я могу и сам.

Я скорчился в углу, поигрывая травинкой, зажал ее между пальцами и попытался посвистеть на ней, но ничего не получалось. В сердцах я скомкал травинку и сунул Даше за воротник. Девочка поскребла по спине, словно бы отгоняя муху. Потом дверь отворилась, и вошел Мартин. Под мышкой у него была коробка. Все лица прояснились.

— Иди, будешь мне помогать, — сказал Мартин, и я с горделивым видом принял от него коробку. Остальные торопливо шарили по ней глазами. Коробка была пожелтевшая, высохшая, картон потрескивал под моими потными пальцами, и я боялся ее раздавить.

— Что мне делать? — еле слышно спросил я у Мартина.

— Держи крепче, — сказал он и начал приподнимать крышку.

Старый картон не выдержал давления, коробка покривилась и начала выскальзывать из моих рук. В то же мгновение отпала крышка, и картонка вверх дном свалилась на обшарпанный цементный пол.

— Господи, блохи! — только и крикнул Мартин.

Не мешкая я нагнулся и поднял ее, однако коробка была пуста. Оглядел внимательно со всех сторон, но малюсеньких черных насекомых там не было и следа.

— Удрали, — выдохнул я.

— Господи боже! — захныкал Мартин.

— Чего сидите! — кипятился я. — Вас же лопают блохи!

Все тотчас принялись ерзать и чесаться. И мне тоже начало казаться, что под рубашкой у меня добрый десяток блох. Я скреб себя, вытрясал рубашку, но зуд не прекращался.

— Крону за каждую живую блоху, — плача, упрашивал ребят Мартин.

И хотя мы обшарили весь пол, все углы, ни одной ни живой, ни околевшей блохи отыскать не смогли.

— Знал ведь, что из этого цирка ничего не получится, — приговаривал Клепач. — Блоха что гвоздь: окромя щипания, никакого тебе толку.

Он поднялся. Вслед за ним побрели к выходу и остальные. Даша ушла, не кивнув мне. Мы остались с Мартином одни. Сели на пол и молча смотрели на пустую картонку, лежавшую на земле, как разбитый в бурю корабль, и уже ничто не могло вернуть ей смысл и значение, В мгновение ока превратилась она в бесполезным ворох бумаги. Я прикрыл ее крышкой, словно глаза закрыл, и поставил на основание.

— Ну что ж, я пойду, — сказал я, — не сидеть же тут до вечера. И ты не раскисай.

Мартин высморкался и машинально поднялся. Сунул шкатулку под мышку, и мы отправились к поселку. Шли не торопясь, молча, картонка как-то сразу превратилась в страшное бремя, под тяжестью которого пригибались мы оба, независимо от того, кто ее нес. Когда мы были на нашей улице, я сказал:

— Не думай, что мне на все так уж плевать. Если без этих блох обойтись нельзя, добуду тебе новых.

— Когда?

— Сейчас!

Я взял у него коробку и, прежде чем он успел опомниться, вошел в хозяйственный магазин. Отдав с большим трудом скопленные три кроны, я купил двести пятьдесят граммов сушеных водяных блох, какими раньше кормил рыбок, когда у нас еще был аквариум. Принимая от удивленного продавца коробку с блохами, я заметил, что из одного ее уголка сыплются махонькие зернышки. Прощупав грань пальцами, я обнаружил дырочку. Стало ясно, почему в коробке не оказалось тогда ни одной блохи. Очевидно, они уже давно разбрелись у Швецев по квартире, если вообще эта коробка служила их последним прибежищем и Мартинов отец не продал где-нибудь свой цирк. Хотя настроение у меня явно упало от такого открытия и от того, что я так глупо распорядился тремя кронами, все же я решил Мартину ни о чем не говорить.

— На вот, держи, — подал я ему коробку, — и гляди, снова не растеряй.

Мартин даже сгорбился под неожиданной ношей.

— Что там?

— Блохи, — ответил я. — Целая сотня блох. Открывайте теперь хоть десять цирков.

— Может, отец ничего и не заметит? — На губах у Мартина заиграла радостная улыбка. — Я поставлю коробку на место, может, он ничего и не заметит?

— Может, и так, — сказал я, не отрывая глаз от серой полоски, которая тянулась на тротуаре за коробкой Мартина, когда с чувством невыразимого счастья и обретенной надежды он уносил ее домой.

Перевод Л. Новогрудской.

Роберт Кушнер не мог бы похвастаться тем, что ему всегда улыбается счастье, скорей наоборот: с раннего возраста его преследовали превратности судьбы, несчастные случаи, неблагоприятные стечения обстоятельств… Достаточно бывало неприметной щелки, незначащей заминки, и счастье проходило мимо — хотя казалось, до него было рукой подать, — ускользало прямо из-под носа Роберта, и снова все катилось по привычной колее тупой обыденности, которая раздражала и возмущала Роберта, но с которой он ничего не мог поделать. Родился он второго сентября, а из-за этого его не взяли в свое время в школу и он потерял целый год. Единственная тройка испортила ему аттестат зрелости, и Кушнер потом так и не попал в университет, не приобщился к обожаемой археологии, а осел в мелком, незначительном учреждении в мелкой и незначительной должности счетовода, с зарплатой, которой едва хватало, чтобы рассчитаться с пани Враштяковой за комнату, произвести самые необходимые расходы и скромно столоваться в учрежденческих буфетах или каких-нибудь неопрятных забегаловках. И потому, когда в тот вечер по радио объявили номер лотерейного билета, однажды купленного Кушнером на улице по настоятельной просьбе лотошника — и больше из сочувствия к старику, чем из желания выиграть, — когда произнесли это легко запоминающееся число из шести троек, он не поверил собственным ушам. И через несколько минут после передачи окончательно смирился с мыслью, что ему почудилось, а диктор назвал совершенно другой номер, — скорее всего, похожий, но определенно другой. Конечно, искорка надежды еще оставалась, иначе он не стал бы переводить радио на вторую программу и слушать новости еще раз, чего прежде никогда не делал. Но нет, голос диктора рассеял все сомненья, и потрясенный Роберт убедился, что действительно является владельцем счастливого билета и это может означать коренной поворот в его жизни — такие перемены, какие и не грезились ему в самых дерзких мечтах. Первой его мыслью было: куда теперь девать все эти деньги, так неожиданно свалившиеся на него? Но тут же он опомнился и ощутил неодолимую потребность, не тратя ни минуты, рассказать кому-нибудь о выпавшем ему огромном счастье, с кем-нибудь поделиться им, перенести его на всех и вся.