Йоханнес Зиммель - Мечтай о невозможном

Их было семеро в большом конференц-зале.

Этическая комиссия начала заседание в девятнадцать часов. По предложению профессора Альдерманна каждый из семи членов комиссии должен был сначала высказать свое основополагающее мнение, и только после этого можно было начать прения.

— Юдифь, прошу вас!

Доктор Юдифь Ромер сказала:

— Я считаю, что при любых обстоятельствах Горан должен получить новую печень, даже если сам он этого не хочет. Он молод, он быстро и полностью поправился после того катастрофического состояния здоровья, с котором он попал к нам в больницу. Это будет вторая по счету пересадка печени у него. Первая операция, которую провели коллега Меервальд и коллега Белл, увенчалась полным успехом, Горан прожил многие годы без каких-либо отклонений. То, что в Сараево он перестал принимать лекарства, имело свою особенную причину. С тех пор как он находится у нас, он всегда принимал необходимые препараты и мужественно переносил связанные с их приемом побочные явления. Сейчас он находится в шоковом состоянии. Мне очень хорошо известно, как настойчиво моя дочь, перед тем как ей пересадили почку, когда она плохо себя чувствовала, высказывалась против операции, да, и даже хотела умереть, потому что ей казалось, что она не сможет больше вынести побочных явлений, связанных с гемодиализом. Моим коллегам и мне удалось убедить ее изменить свое мнение, доверять нам. Сейчас она здорова и весела. В случае с Гораном Петра может оказать положительное влияние, их с Гораном связывают личные отношения. Больной видит на примере Петры счастье здорового человека. Коллега Белл и коллега Меервальд знают Горана почти тринадцать лет. Во время операции и подготовки к ней больной не мог бы попасть в более хорошие руки. Горан не одинок. У него есть фрау Мазин и господин Фабер. Они оба приложат все силы, чтобы позаботиться о нем. В этом случае имеется достаточно денежных средств в том числе. Я голосую за новую трансплантацию при любых обстоятельствах.

— Спасибо, — сказал Альдерманн. — Георг, прошу вас!

Огромный дьякон Георг Ламберт заговорил:

— В последние недели я много времени провел с Гораном. Мы беседовали друг с другом, мы и молчали друг с другом. Вы все здесь меня хорошо знаете, и вам известно, что я борюсь за жизнь, где это только возможно. Но в случае с Гораном это невозможно. Его жизнь превратилась в сплошную муку. Нам и представить трудно, как сильно он страдает. И мы можем только надеяться, что вторую трансплантацию, к которой его принудят, он вообще сможет пережить. И коль скоро он ее переживет, что тогда? Ведь это будет вторая пересадка. Мы знаем, насколько малы в данном случае шансы на успех с самого начала. Мы хорошо знаем, что состояние у больного после такой операции зачастую оказывается хуже, чем конечная стадия самого заболевания. Все мы были свидетелями ужасных случаев, давайте вспомним и об этом, когда многие семьи молились о скорой избавительной смерти для своих страдальцев, которые в полубессознательном состоянии, почти потерявшие разум из-за нарушений в обмене веществ, были привязаны к кровати, мучимые болями и лихорадкой, глубоко несчастные. Да, и подумайте вот еще о чем. Как часто врачи, сестры и санитары желали бы, чтобы операция вообще не состоялась. Меньше половины таких больных проживает дольше пяти лет. И прежде чем умереть, каждый из них должен пережить длительную, изнуряющую борьбу с отторжением органа, инфекциями, болями и кровотечениями. И, наконец, подумайте о том, что каждый человек имеет право не только на достойную жизнь, но и на достойную смерть. Это является нашей нравственной обязанностью — позволить Горану умереть.

— Теперь Мартин!

Заведующий отделением Мартин Белл заметил:

— Коллега Ромер упомянула, что мой друг Томас Меервальд и я знаем Горана с тысяча девятьсот восемьдесят второго года, то есть больше двенадцати лет. Верно и то, что сказал дьякон Ламберт об ужасных последствиях подобных трансплантаций. Но до этого дойти не должно. У нас много способов, чтобы предотвратить катастрофические последствия и быстро взять все под контроль. Мы врачи. Мы давали клятву спасать человеческую жизнь где это только возможно. Здесь, по моему твердому убеждению, такая возможность существует. Поэтому я считаю нас вправе не принимать во внимание отказ Горана. Я при любых обстоятельствах выступаю за трансплантацию!

— Пауль!

Психолог доктор Пауль Ансбах, против обыкновения был в этот вечер очень серьезен. Он сказал:

— В случае с Гораном мы имеем дело с ребенком, перенесшим глубокую психическую травму. Его родителей убили в Сараево. После этого он жил со своей бабушкой. Под влиянием горя он не хотел больше жить и перестал принимать необходимые лекарства. Это послужило причиной того кошмарного состояния, в котором он и был доставлен к нам. Он никогда не довел бы себя до такого состояния, принимай он и дальше свои лекарства. Горан прекрасный мальчик, и я его очень люблю, но он чрезвычайно неуравновешен, у него эмоциональные проблемы, и у него сейчас отсутствует всяческая воля к жизни. Он страшится ее. Да и на какую жизнь он может рассчитывать в лучшем случае, если мы пойдем против его воли и пересадим ему новую печень? Вероятность того, что его ожидают новые страдания и новые мучения в том роде, о котором упоминал дьякон Ламберт, очень велика. Его бабушке и дедушке соответственно шестьдесят пять и семьдесят лет. Что станется с Гораном, если один из них умрет — например, господин Фабер? И что получится из Горана, если оба близких человека, единственные, кто у него остался, умрут? Не поступит ли он тогда точно так же, как уже поступил однажды, прекратив принимать необходимые лекарства? А если и нет, то что случится с ним, одиноким в чужом городе, без всякой надежды? Вы действительно считаете возможным во второй раз вызвать к жизни такого несчастного мальчика? Не хотите ли вы в таком случае пересадить ему и третью печень? Даже думать об этом глупо! Я требую, чтобы Горану позволили умереть, потому что его жизненные прогнозы на будущее одинаково безрадостны.

— Теперь доктор Клагес!

Доктору Клеменсу Клагесу, представителю Венской адвокатуры пациентов больниц, не было и пятидесяти лет, но выглядел он значительно старше, худощавый человек с бледным лицом и печальными глазами, которые успели повидать много несчастий и страданий. Он сказал:

— Всю свою жизнь я работал, согласуясь с одним основополагающим принципом. Надо делать все, что является лучшим для ребенка! В последние дни я снова и снова беседовал с Гораном. Его решение отказаться от трансплантации настолько твердое, что мы должны уважать его, хотя Горану и нет девятнадцати лет, но ему уже исполнилось шестнадцать. То, что уже было сказано присутствующими о его семейной ситуации, к сожалению, правда. Оба родственника, которые у него еще остались, старые люди и не вполне здоровы. Что станется с Гораном, если он получит новую печень? Какая жизнь ожидает его? Я — человек, который не только по-человечески, но и по закону стремится к самому лучшему в интересах пациента, спрашиваю вас об этом. Я нахожусь перед дилеммой. Первая: пациента при повторной трансплантации органа автоматически помещают в самое начало списка ожидающих. Таким образом, отодвигают на задний план тех, кто ожидает свою первую печень и тем самым усугубляют их отчаяние. Растет конкуренция и недоверие. При этом повторная трансплантация печени больным является одним из самых спорных вопросов в хирургии. Тем более что шансы на выживание у пациентов после повторной пересадки печени значительно ниже, чем у пациентов после первой пересадки. «Почему кто-то получает орган в обход моего ребенка, хотя имеет значительно меньше шансов на то, чтобы сохранить его?» — снова и снова жалуются мне ожидающие своей очереди родители. С точки зрения логики это очень правомерный вопрос, учитывая недостаток органов, высокий процент смертности среди ожидающих пересадки больных и плохих прогнозов на выживание среди пациентов, прошедших через повторную трансплантацию. И здесь возникает вторая проблема: год назад двадцатиоднолетний серб, который бежал со своей родины, получил в ЦКБ новую печень — и буквально через два месяца после операции по постановлению Министерства внутренних дел его депортировали назад на родину, тем самым обрекая на смерть. Всем вам известен случай, о котором я говорю, и так же хорошо вам известно, что этот случай далеко не единичный. Обычно ставится еще более жестокий вопрос: стоит ли вообще, как бы жестоко это не звучало, такой человек у нас — да и везде — печени, особенно в такое негуманное время? Мы — сотрудники адвокатуры — близки к отчаянию и полному разочарованию, мы беспомощны, совершенно беспомощны. Это звучит ужасно, но правда то, что Бертольт Брехт уже в тысяча девятьсот сороковом году написал в своих «Рассказах изгнанника», я хотел бы сейчас процитировать совсем небольшой отрывок оттуда, чтобы вы поняли, что изменилось с сорокового года — на самом деле ничего не изменилось! — Клагес провел рукой по глазам. Затем он тихо заговорил: — «Паспорт — это самая благородная часть человека. И он не так прост, как человек… Однако его признают, если он хорош, в то время как человек, каким бы хорошим он ни был, может и не найти признания…» Вот что говорит Брехт. Я голосую за то, чтобы, учитывая все эти обстоятельства, воздержаться от трансплантации.