Йоханнес Зиммель - Мечтай о невозможном

— У меня есть право…

— Нет! Я не назову никаких имен! Вы ни разу не слышали о врачебной тайне, господин Фабер? Неслыханно… Ваши притязания просто немыслимы!

Фабер внезапно тоже это понял.

— Тогда… тогда простите мне мое вторжение… Я уже ухожу…

— Стойте!

— Что?

— Теперь вы не можете уйти! Все члены комиссии еще находятся в здании. Мне только еще не хватало, чтобы вы наткнулись на кого-нибудь из них и он спросил у вас, откуда вы идете. Насколько я вас знаю, вы честно и искренне ответите…

— …что я был у вас.

— Именно, господи всемогущий, вот именно! Вам лучше сразу сказать, что я печатал на машинке, и я в дерьме!

— Почему вы в…

— Вы мне нравитесь, господин Фабер, правда. Но знаете, сколько раз мне хотелось вас убить!

— Почему?

— Да вот из-за этих ваших постоянных «почему»! Потому что вы постоянно хотите что-то узнать! Потому что вы не хотите подождать ни единой минуты! Человек, который не в состоянии пережить самого недолгого ожидания! Господь уже несколько раз крепко наказывал меня в моей работе. С вашей помощью он наказал меня особенно сильно!

Теперь и Фабер рассердился:

— Достаточно, Белл, на этот раз с меня достаточно! Там внизу лежит мой мальчик! Вы только что приговорили его к смерти. А когда я спросил вас о вашем драгоценном решении, вы еще и обругали меня самыми последними словами. Все, с меня достаточно, господин доктор Белл, достаточно!

— Тихо! Умоляю, говорите тише!

— Я буду говорить так, как мне вздумается! Вы позволяете Горану сдохнуть и сообщаете мне об этом, словно речь идет о погоде на завтра. Где вы учились? В Дахау?

— Фабер!

— Белл?

— Закройте рот, Фабер!

Тот посмотрел на него, лишившись дара речи.

Голос Белла вдруг стал мягким.

— Да, смерть Горана — дело решенное. Но так не пойдет! В любом случае все не так просто, черт меня побери!

— Что все это значит?

— Это значит… — Белл замолчал на середине предложения. Его лицо снова покраснело. — Надо же вам было войти именно сейчас! Да, да, да, вам было надо! Любовь к мальчику! А теперь я не могу вам позволить бродить по зданию, пока все не открылось…

— Что не открылось?

Белл поднялся. Он медленно проговорил:

— Я заказал печень для Горана в Центре трансплантации органов в Лейдене. У них есть три уровня срочности: urgent — сюда входят все заявки, special urgent и high urgent… когда речь идет о жизни и смерти.

Фабер привалился спиной к стене.

— Вы… вы затребовали для Горана новую печень?

— А я что говорю! Special urgent! Мне нужно очень точно сообщить все параметры, которые ему подходят… Группу крови, гистосовместимость тканей, буквально все. Господи Иисусе, я хотел сделать это тайно, тихо и спокойно! И вот появляетесь вы и требуете все вам объяснить — вам ведь всегда надо все самым подробным образом объяснить — и я не могу выставить вас вон, я не могу выставить вас вон! Почему именно со мной такое происходит? Почему всегда именно со мной?

— Вы заказали печень, несмотря на отрицательное решение комиссии?

— Да!

— Вы не согласны с этим решением?

— Нет!

— У вас будут неприятности. Большие. Ваше начальство узнает, обязательно узнает. Самое позднее тогда, когда Центр предложит печень…

— Естественно!

— Вас ведь могут уволить за это?

— Будем надеяться, что нет… Такого я еще раньше не делал.

— А если да?

Белл ничего не ответил.

— А если да?

— Он этого не сделает, — сказал Белл, косо усмехнувшись. — Хотя это несомненный повод для увольнения. Мне здорово достанется от него. Он устроит скандал. Будет бушевать. Но если дело выгорит… Я просто должен заказать печень! Сядьте вон там и молчите! Я должен покончить с этим, пока не нагрянули другие гости.

Фабер опустился на белый табурет.

Белл вернулся к пишущей машинке и снова стал печатать, время от времени сверяясь с историей болезни Горана. Через несколько минут он вынул лист из каретки и подписал. Затем он поднялся со стула и подошел к факсу. Очень осторожно он засунул лист в аппарат, который в ответ загудел. Теперь он стал набирать номер.

— Нидерланды, — проговорил он при этом, — ноль, ноль, тридцать один… Лейден семьдесят один… Евротрансплант…

В аппарате вспыхнул яркий зеленый огонек. Лист бумаги втянуло внутрь, он исчез, затем показался с другой стороны. Аппарат пискнул и тут же дал подтверждение отправки послания. Белл коротко пробежал его глазами.

— Ну вот и отлично, — сказал он и обернулся к Фаберу. — Вот и все, товарищ. Мне жаль, что я наорал на вас… Ради всего святого, держите язык за зубами!

— Не сомневайтесь, — сказал Фабер. И тут он внезапно сильно испугался. — Но…

— Но что?

— Но ведь Горан отказывается от трансплантации!

— На данный момент.

— Нет, не на данный момент! Вообще, и это его окончательное решение!

— Что можно считать окончательным в нашей жизни, господин Фабер?

Фабер пристально посмотрел на него.

— Подумайте о картине! Подумайте о рассказе Вольтера! «У моря нет берегов!» — раздается с небес громоподобный голос. А что же надежда? Разве не остается ни малейшей надежды, что Горан передумает? Всегда остается хотя бы один шанс, что он изменит свое решение… и что же в таком случае нам говорит надежда? Ну, скажите же сами, господин Фабер! Скажите, что тогда говорит надежда!

— И все же! Берег есть! — сказал Фабер.

— Господин Фабер! Господин Фабер!

Откуда-то издалека в его сумбурный сон ворвался женский голос.

— Господин Фабер! Проснитесь! Пожалуйста, проснитесь, господин Фабер!

Медленно и с большим трудом он открыл глаза. Он лежал на второй кровати в больничной палате Горана. Мальчик спал, наполовину сидя в постели, дыхание было прерывистым. Над Фабером склонилась одна из медицинских сестер. Голова раскалывалась, глаза слезились.

— Что случилось, сестра Tea? — Он попытался откашляться, голос охрип и сел.

— Вас ждет женщина. Я говорила ей, что вы еще спите. Она очень просила разбудить вас. Говорит, что это срочно.

— Очень срочно… — Медленно, очень медленно он наконец совершенно проснулся. — Сколько сейчас времени?

— Без четверти семь.

Он возмутился.

— Так рано? Как зовут эту женщину? Что ей от меня понадобилось?

— Рената Вагнер.

Фабер одним прыжком оказался на ногах.

— Где она ждет меня?

— В кафетерии.

— Передайте, что я приду через три минуты, милая сестра!

Фабер быстро умылся, почистил зубы, тщательно прополоскал рот и поспешно оделся.

Редактор и дочь той женщины, вместе с которой он оказался засыпанным в подвале одного разбомбленного дома на Нойер Маркте, оказалась единственным посетителем большого, ярко оформленного кафетерия.

— Рената!

Она поднялась и обняла его.