Гарик Осипов - Товар для Ротшильда (сборник)

Воображение Игоря собиралось развить сцену осквернения Сермягой останков дважды угробленного командора, но он был вынужден сделать несколько шагов вперед. Та, кого он ждал лишние полчаса, приближалась со стороны Вечного огня, он ошибался, полагая, что она воспользуется трамваем.

— Хай — прошептала она, подставляя щеку, побитую пудрой.

«То вжэ нэ хай» — ответил про себя Игорь словами из песенки «Вернулся таки я в Одессу», и тут же, обмахнув костяшками пальцев испачканные губы, спросил девушку вслух:

— Люба, вы конечно видели «Последнюю реликвию»?

— Нет, a… what's it?

— Это фильм про борьбу сатанистов с католиками.

— Ах да, фильм. Видела, конечно. Да, видела.

— Я тут, пока вас не было…

— Извините, зашла в институт. В шьколу.

— Бросьте… вспоминал… его впервые показывали здесь, в этом кинотеатре, чуть и не двадцать лет назад. Те, кто попал на утренний сеанс, успели разболтать, что Эве Киви, что видно ее грудь, и к двум часам, представьте, что тут творилось, пандемониум. Мне запомнился разговор двух кинозрителей, очень короткий вопрос-ответ: Ну и шо там за реликвия? — Та! Два мослака! Разбили ящик, а там два мослака! …Пойдемте к парку вот тем путем.

Они свернули налево и, миновав кирпичный фасад летнего кинотеатра, скрылись за углом.

В проулке пахло человеческой мочой. Доступ к туалету преграждала «Стена Адриана», сама уже ржавая, усталая.

— Между прочим, питурик Адриан не только возводил железную стену, чтобы ведьмы не порхали туда-сюда. По его приказанию христианина Евстахия ввергли в медного быка, и там зажарили. Представляете?

— Евстахий? Что-то знакомое.

— Наверняка. Вспоминайте аккуратненько.

Крыша уборной заросла сорняками, ветви дикого винограда нависали над решетчатым окном: Тетя! Дядя! Дайте молока!

— Был среди римлян такой военачальник — Евстахий. Движение в поддержку армии и тому подобное. Пузырь, соломинка и лапоть. Говорят у генерала Дразнина помимо слабоумного сына, назовем его Винченциу, оставалась еще и дочь. И эта дочь — Сруль, которую так хорошо знает Гарик.

— Гарик… Как он?

— В Москве. Но вернемся к Евстахию. Представьте себе, однажды из лесу к нему выбежал олень и у оленя между рогами сверкал крест. А? Эффектно?

— Эффектно… Ух ты… крест…

— После этой встречи лесной, римлянин начал выебываться, и в конечном итоге угодил в медного быка, откуда его бог не выпустил…

Напротив Водоканала они пропустили вереницу дешевеньких машин, в каких днем разъезжают по городу мелкие порученцы. Рабочие, чтобы было ровненько, полным ходом приводили в божеский вид Сермягин подъезд. Начальство помнит даже про самых странных своих подданных, а обыватель все равно воняет в очередях, не довольный.

— Сейчас он оттуда выбежит. С вибратором между оленьими рогами.

— Кто?

— Данченко. Смотрите, разве это обычный подъезд?! Скорее вход в жилище и святилище того, кому подобает обитать в святилище среди двух диванов. Разве я вас не знакомил? Двух микробов — добавил он не вслух.

— А-а — сказала Люба неправду на английский манер.

— Известна ли вам судьба братьев Войновичей? Оба выбросились из окна с интервалом меньше года. Обоих связывала с Сермягой абсурдная дружба. Старший — Василий, обучал его карточным фокусам. Младший — Сергей, вылитый Винсент Прайс…

— Вау!

— …учил Сермягу фотографировать. Девочки на пленке, из песни слов не выкинешь. Э-э, а вот из окна может вылететь, все, что не пролезет в раму.

— Вы рассказывали про… ваш знакомый, толстый человек, выбрасывал в окно с улыбкой ножи, вилки, здорово!

— Это Костя. Войновичи оба сумасшедшие. Младший запивал водкой целые упаковки таблеток. Я знаю место, куда упал старший. Двор-полуколодец. Хотите верьте, хотите нет — на рисунок мелом «ад-рай», прямо чвяк, с пятого этажа. А младший, фотограф, тот в дурдоме. Но тоже из окна. Знаете, что он делал, чтобы рассмешить малышей, если снимал в детсадах, вот так: Ар я-ар я-ар я!!!

…что здесь творилось, когда к военкомату подтягивались призывники плюс их родня, так и хочется сказать, на подводах. Данченко страдал ужасно. Они не просто горланили, мотая головами в платках жуткие народные песни. Они гадили. Это про них Саша сочинил:

Гарик знает как дальше. Жаль, никто не снимал. Кинокамеры в те времена мало интересовали колхозников, хотя и были по карману большинству из них. Они признавали только фото. Несчастный Сережа Войнович рыскал по селам в поисках клиентов. Его бизнес назывался «луврики» — раскрашивать черно-белые портреты крестьян, в особенности тех, кто умер. Смрад стоял ужасающий, но никто не падал в обморок. Провожали в армию. Среди офицеров традиционно большой процент пососать у вонючих призывников прямо в кабинете. Вам интересно?

— Очень.

— Данченко, кстати, никогда, возможно и ныне не произносит слово смрад.

— Ух ты, почему?

— Он говорит и пишет «смард». Смард — хорошее название для ритуальной службы.

Игорь словно что-то вспомнил, и резко обернулся, он уставился на чешуйчатый купол башни костела, видный ему одному, Любе его не позволял видеть рост.

— Что вы? — спросила она, привстав на цыпочки.

Каблуки ее сапожек были почти одной длины с их голенищами. То есть каблуки могли сойти за продолжение девичьих голяшек, если в районе подъема отпилить стопу, одну и другую. Крахмальные щеки оплывали за уши без мочек, в уголках носа кожа была плохая, незаживающая. Машины и женщины гниют в одинаковых местах…

— Я который раз подумал, ведь Сермяга живет в зловещих декорациях фильма ужасов. Оскверненная церковь, костел, где со времен оккупации не звучит орган, зато отравляет воздух неисправный механический скот — машины. Тут же под боком захоронения — братские могилы, и на одной глубине с мертвецами под землей, в кабинах, отсос от темна до темна. А при советской власти, когда туалеты на ночь не запирали, после полуночи тем более. Просто какой-то «Дом напротив кладбища».

— Вау, что за фильм! Попросите Гарика, чтобы он нам его снова показал.

— Покажет, я думаю. А знаете, что у него есть, что он мне показывал? Там все про Вас…

— Да? Нет, не знаю.

— Записка от вашей подруги Нормы Джин: «Передайте, пожалуйста, Любе, что ее разыскивает…» Кто?

— Дека-на-ат.

— Верно. «Там идет борьба за ее оценки». И подпись — Nonna Jean.

— У него наверно много разных автографов? И вообще других вещей…

— Да. Фонарик актера Глузского, это действительно так. Но, как Вам объяснить. Вещей у Гарика — больше, чем мы думаем, меньше, чем мы знаем. Основная коллекция у него здесь, — Игорь легко постучал Любе средним пальцем в лоб.