Элис Хоффман - Верная [litres]

– Уж не хочешь ли ты получить назад свои деньги? – ухмыльнулся Джеймс, намекая на то, что работа была сделана бесплатно.

Он шел по направлению к Бродвею. Шелби семенила рядом, стараясь не отстать.

– Если хочешь извиниться, можешь угостить меня ужином.

– Просить у тебя прощения? – Джеймс посмотрел на нее и нахмурился. – Имя Хелен – неподходящая для тебя история.

– А ты знаешь, что мне подходит?

Джеймс пожал плечами.

– Я знаю, что тебе противопоказано.

Они прошли мимо китайского ресторанчика, который выглядел весьма заманчиво. Шелби остановилась, чтобы посмотреть меню, вывешенное в окне, и не сразу заметила, что Джеймс прошел дальше. Ей пришлось бежать сломя голову, чтобы догнать его.

– Чем тебе не понравился этот ресторан?

– Я не ем китайскую пищу.

Джеймс продолжил идти дальше.

– Серьезно? Никогда?

– Нет. Я пару лет жил рядом с китайским рестораном в Куинсе и ел там каждый день. А вот это заведение тебя не устроит?

Они остановились у кафе, где продавали гамбургеры. Вошли внутрь темного помещения и заняли кабинку. Шелби заказала чизбургер и стакан белого вина. Джеймс попросил салат и диетическую кока-колу.

– Я трезвенник и вегетарианец, – объяснил он. – Звучит ужасно, я знаю. Как будто я сторонник какого-то культа. Но если ты долгое время ешь в тюрьме дерьмо, которое они называют мясом, никогда уже не захочешь больше видеть это. А если я пьян, выпускаю монстра из клетки.

– Я чувствую себя так, словно выпустила этого монстра, – сказала Шелби.

Джеймс наклонился к ней поближе:

– Хорошо, если это так.

Ожидая, когда принесут еду, они обсуждали самые лучшие сцены смерти в своих любимых фильмах. Шелби полагала, что это кровавая смерть в «Чужом». Она могла смотреть эти кадры бесконечно. Джеймс настаивал, что Марлон Брандо в «Апокалипсисе сегодня» еще круче.

И тогда Шелби поняла, что есть еще более сильный ход:

– Самая лучшая сцена смерти – когда умирает мать Бэмби.

Джеймс засмеялся.

– Без Бэмби никак нельзя обойтись? – Он отпил немного кока-колы. – Бен женился в тот день, когда ты делала татуировку?

– Думаю, что да. Тебе разве не все равно?

– А тебе?

Теперь она сама не знала. К тому времени, как принесли еду, Шелби поняла: с ней что-то явно не так. Она не могла есть, но при этом заказала еще один стакан вина, от которого захмелела гораздо больше, чем рассчитывала.

– Только не говори мне, что по-прежнему собираешься извиняться перед Беном, – сказала Шелби.

– Нет, но я хочу поблагодарить его за глупость.

Джеймс так на нее посмотрел, что Шелби пробрала дрожь. Она была не в состоянии даже пить.

Они вышли из кафе вместе и отправились по 7-й Ист-стрит. Джеймс жил тут.

– Ты подождешь меня немного? – неуверенно спросил он.

Может быть, он боялся, что она тут же убежит. Не исключено, что так она и должна была поступить. Джеймс предупредил, что у него внутри сидит чудовище, но и у нее есть нечто подобное.

Шелби кивнула и осталась на крыльце. Внутри у нее все дрожало, словно она погрузилась в сон и никак не могла проснуться. Когда Джеймс вышел из дома, с ним была белая немецкая овчарка – собака, о которой можно было только мечтать, видя ее во сне.

– Ты не говорил, что у тебя есть собака.

Шелби наклонилась, чтобы приласкать пса, который держался отчужденно, но вполне терпимо к постороннему, так же как Генерал. Ее любимый тип поведения. Собаки, которые вертятся вокруг тебя, назойливо добиваясь поощрения, всегда ее раздражали. Это была настоящая собака – обладающая чувством собственного достоинства, но готовая охотно принять похвалу Шелби, если она скажет, какой он замечательный пес.

– Его зовут Куп, – рассказал Джеймс, когда они брели по безлюдной улице. – Я нашел его около Куперовского союза [16] Куперовский союз – бесплатное учебное заведение в Нью-Йорке, основанное в 1859 г. промышленником П. Купером в целях развития науки и искусства. . Собаку выбросили полумертвой из машины, а я как раз оказался рядом. Как видно, это судьба.

Чернели силуэты деревьев, небо было усеяно темно-синими облаками. Шелби, как это ни странно, ощущала себя счастливой от этой ночной прогулки. На церковной колокольне сидели летучие мыши и смотрели вниз на маленький парк. В небе появилась россыпь золотистых звезд.

Джеймс и Шелби, пребывая в унылой татуированной реальности, со смехом вспоминали худшие дни, проведенные в школе. Для Шелби таким днем стал тот, когда она забыла тетрадь с домашним заданием и унизительно ревела перед всем четвертым классом. Потом заперлась в туалетной кабинке и не хотела выходить, пока директор школы не попросил ее мать поговорить с ней. У Джеймса ужасных инцидентов набралось на целый список. Конечно, день, когда он был отстранен от занятий за стрельбу аптечными резинками в Бена. День, когда его брат взорвал в гимнастическом зале красный фейерверк, а Джеймс взял вину на себя. День, когда фотограф, снимая их школьное фото в четвертом классе, был вынужден привязать Джеймса к стулу. « Вот твое место, маленький кусок дерьма , – сказал ему тогда фотограф. – Я служил на флоте. Посмотрим, удастся ли тебе распутать эти узлы ».

– Поверь мне, я пытался это сделать, – рассказал Джеймс. – Этот ублюдок умел вязать узлы.

Когда собака сделала свои дела, они поднялись в квартиру Джеймса. Она оказалась немного больше, чем у Шелби. И, конечно, в ней было меньше мебели: кровать, старая кушетка и длинный разборный стол, заваленный рисовальной бумагой и заставленный бутылочками с цветными чернилами. Образцы замысловатых черно-синих татуировок приклеены к стене скотчем. Цапля в полете, роза, которая никогда не расцветет, какое-то созвездие. Рядом оригинальные иллюстрации для комикса «Ворон», только что выпущенного в свет малотиражным издательством в Куинсе. Несколько авторских экземпляров лежат кучкой на столе. Рисунки очень выразительные. Молодой человек по имени Изгой, который носит черное пальто, как и Джеймс. Ворон взгромоздился на его плечо, а перед ним неясно вырисовывается чудовище. Все это выдержано в черно-синих оттенках, мрачных, душераздирающих и величественных.

– Ты написал эту историю? – спросила Шелби.

– Это комикс. Весь сюжет главным образом в том, что ты видишь.

Шелби переворачивала страницы, и становилось ясно, что Ворон – это душа покойного брата главного героя. Изгой утратил дар речи, и его брат Ворон говорит от имени их обоих.

Вместе они сражаются в Нью-Йорке с бесчисленными демонами. Каждый раз, когда очередной демон бывает побежден, Изгой становится все ближе к прощению, состоянию благодати, которого он никак не может достичь.

– Красивая история, – сказала Шелби. – Или это роман? – пошутила она, возобновляя их первоначальный спор.