Надя Делаланд - Рассказы пьяного просода

Тем временем работяга с загорелой шеей наконец вынужден был прервать коловращение мелочи в своем кармане, расстался с ее частью и, забрав покупки, ушел. Маргарита Степановна оказалась один на один с кассиршей – плотной кучерявой женщиной средних лет. В конопушках. «Что же делать?» – беспомощно подумала Маргарита Степановна, глядя на конопушки и теперь еще переживая из-за добавившегося горя неплатежеспособности. Раздражаясь на заминку в своей работе, кассирша произнесла с заметным южным выговором:

– Женщина, долго вас ждать? Выкладывайте покупки!

Но Маргарита Степановна и не думала этого делать. Бормоча «сейчас, сейчас», она вдруг решила поискаться в карманах своего синего жакета. Кассирша плавным движением пианистки убрала руки с кассового аппарата и с обновленным вниманием взглянула на маленькую аккуратную старушку, азартно роющуюся в карманах, затем запихивающую в сумку кучу бумажек и вещичек и роющуюся там, потом снова с неослабевающим вдохновением возвращающуюся к карманам.

– Забыли деньги? – с неожиданным сочувствием произнесла кассирша, наивно подняв круглые брови, отчего лицо ее сделалось детским.

Маргарита Степановна остановилась и сразу вся как-то обмякла.

– Если бы, – грустно пробормотала она, медленно протиснулась вдоль корзины с больше ей не принадлежащей едой, горестно крякнула, махнула рукой и вышла из магазина.

На улице за это время успела совершенно испоганиться погода – небо потемнело, дул злой ветер, летали полиэтиленовые пакеты, похожие на морских медуз. Одна такая медуза чуть не угодила Маргарите Степановне в лицо. Маргарита Степановна поежилась, пытаясь соединить на горле края глубокого V-образного выреза утлого жакета. Под левой лопаткой кольнуло и так там и осталось. В сумочке должен был быть валидол. Она устало его поискала, краем сознания надеясь на чудо объявления кошелька. Наверное, валидол провалился, когда она вываливала все около кассы. Ладно… Бог с ним. Возвращаться в дурацкий магазин за валидолом было невозможно. Надо было где-нибудь посидеть.

Маргарита Степановна осмотрелась в поисках скамейки. Поблизости ничего не было. Та, на которой сидела давешняя старушка в бледном платочке, была метрах в ста. Сейчас это далеко. «Ну, а мы не спеша», – уговаривала себя Маргарита Степановна. В конце концов, глупо расстраиваться из-за денег, да и сколько там их было?! Остатки пенсии. Пенсия через два дня, дотяну как-нибудь. Дома крупа есть, картошка еще осталась, морковка… Нет, морковка закончилась. Лук есть. Много лука. Почти полный, едва начатый сетчатый мешок на балконе… Она уютно бормотала себе под нос успокоительную дребедень, но почему-то вдруг почувствовала страх, как будто что-то нависло над ней. Или в ней, и – сейчас рванет.

«Это дождь… сейчас… пройдет… дождь». На лицо Маргариты Степановны действительно упало несколько крупных капель и, предупредив, через секунду затарабанило вовсю. Прохожие, вжав головы в плечи, прикрывая себя кто чем, кинулись прятаться под крыши. Скоро никого не осталось.

Маргарита Степановна остановилась и стояла посреди дороги совсем одна. Она подняла голову, закрыла глаза и чувствовала, как холодно-теплые струйки стекают по лицу, волосам, затекают за шиворот и в ботинки, пропитывают одежду. Постепенно Маргарите Степановне стало казаться, что все ее тело напиталось водой, стало тяжелым, и она уже не сможет сдвинуть его с места, даже если захочет. Боль в груди не проходила, холодное острие под лопаткой стало жечь. Ей казалось, что воздух, который она вдыхает, перестал попадать в легкие, а заходит куда-то рядом в полной бесполезности.

В кошельке был еще ключ. Да, ключ. Теперь ей не попасть домой, никогда не попасть домой. Ужаснувшая сначала мысль теперь страшно насмешила Маргариту Степановну. Она… а-ха-ха… не может попасть домой… ха-ха… не потому… ха-ха-ха-ха, что у нее нет ключа. А ключа у нее нет, он в кошельке, а кошелек – тю-тю. Не потому что… ха-ха-ха… у нее нет ключа, а потому что… хо-хо-хо… ей не дойти. Она смеялась из последних сил – то беззвучно, то взвизгивая – пьянея от смеха, боли в груди и хлещущего дождя, не останавливающего, а усиливающего истерику. Ее уже тошнило от смеха, она зашаталась на столбах своих нечувствительных ног, переломилась пополам и вырвала его – этот изматывающий смех. Изматывающий страх. Посмотрела ей в глаза и шагнула в нее из тела.

Мне стало гораздо легче, я приподнялась на локтях, но пьяный просод уложил меня обратно.

– Теперь тебе надо поспать. А завтра я снова приду и расскажу тебе историю.

Но завтра он не пришел. Хотя после его визита я пошла на поправку и через неделю была уже на ногах. Прошло еще десять лет. Я снова заболела.

На этот раз мне казалось, что пришел мой час. Я почти перестала чувствовать свое тело, а резкое дыхание доносилось до моего слуха как чужое. Я не открывала глаз, он появился внутри.

– Расскажи мне историю, – попросила я. Мне показалось, что мой голос стал детским.

– Для этого я и пришел, – сказал он

Зимой пятого класса после уроков, вопреки обыкновению, за нами не приехали сани, запряженные трактором. Мы жили в Лаково, а учились в десяти километрах от него – в зерносовхозе «Россия» (у него еще было второе название, если я ничего не путаю, – Тайсоган или как-то очень похоже).

Прождали почти до ужина – нету! Пришла наша завуч Клавдия Генриховна (один глаз у нее был стеклянным, и особенно впечатлительные ученики наделяли ее за это разнообразными мистическими умениями и навыками), шовинистически сверкнув подлинным оком, забрала к себе девочек, а мальчиков оставила ночевать в спортзале на матах. Но мы с Колькой не хотели ночевать в школе, у нас были важные дела дома, и во дворе тоже были важные дела, поэтому мы догнали Клавдию Генриховну и попросились пойти восвояси на лыжах. Она просверлила нас по очереди взглядом контрразведчика и уверенно скомандовала: «Идите». И мы пошли.

Когда мы вышли, еще было светло – небо чистое, луна, морозец. Мы радостно переглянулись и понеслись наперегонки за село, выскочили на большак – это такая трасса, по которой из Сибири в Казахстан возили лес, – но побежали не по самой трассе, конечно, а рядом. Потому что там же ничего не видно из-за снега по бокам, как в расступившемся перед Моисеем море. Бежали, бежали и где-то на полдороге заметили горе-тракториста, величественно индевеющего на капоте трактора с работающим мотором посреди снежной пустоты. Трактор капитально застрял. Но, кажется, у тракториста нашлось чем согреться, и некоторая его невменяемость была скорее следствием выкушанного, чем мороза. Хорошо, что шел лесовоз, мы его остановили и, с усилием отодрав тракториста от капота (он что-то напевал, бормотал и давал советы по своей транспортировке), засунули его в кабину, а сами отправились дальше. Я оглянулся напоследок и увидел, что шофер лесовоза пошел глушить трактор – тракторист из кабины уже не высовывался.