Светлана Кузнецова - Анатомия Луны [litres]

Но с тех пор как китайцы вошли в силу, соваться в их район не приведи господи. За пределами хутуна хоть русский, хоть поляк низкорослого китайца сделает начисто. Но только не за Каналом, в местной вотчине узкоглазых. Здесь китайцев тьма – ублюдки в черных шляпах, в серых робах и ватниках, с топориками для рубки мяса за поясами. Только сунься – покрошат в капусту. Трупы лаоваев, порубленные в капусту, узкоглазые сжигали в печах для обжига глиняных горшков. В квартале 20/20 давно стало поговоркой выражение «растворился в Китайском районе». Ушел человек за Канал – поминай как звали.

Зайка за три десятка лет жизни в квартале понял одно: с китайцами бороться – все равно что с ветром в поле. Поляков, галичан и сальвадорцев можно прижать, заставить жить по твоим правилам, индусов и таджиков можно подкупить и убедить, что русские в здешних местах – титульная нация. Но ни то ни другое не сработает с китайцами. Они будут кивать с загадочной улыбкой и за твоей спиной свои дела делать. Вырежешь всех под корень – завтра же придут новые (китайцы, что грибы – прорастают всюду, где уже оставили споры). Убьешь их женщин – начнут воровать твоих и пристраивать в свои бордели. Лишишь еды – будут питаться тараканами. Договориться с ними нельзя. Будут тебе в лицо клясться, глазом не моргнув: дать клятву лаоваю для них все равно что на снег помочиться. Лаоваев можно кидать и вертеть на члене как угодно и сколько влезет.

Русские ублюдки – вояки. А китайцы – осторожные и хитрые дельцы. Они знают, что им нужно монополизировать рынок, наладить каналы сбыта, а уж продукт – героин – сам себя начнет продавать. Поговаривали, Ван Сяолун Петрович был активным сторонником расширения китайской комьюнити в квартале. А значит, ни о каких договорах и речи идти не могло. Открытая война с китайцами – дело недалекого будущего.

Китайская душа что китайская грамота: с кондачка не вникнуть. С чего вдруг после истории с булочником, который в результате самодеятельности Африканца лишился ног, узкоглазые стали искать встречи с Федькой?

Русские одного сразу не поняли, что китайцев не судьба Мэй тронула. У китайцев женщины самозарождаются в хутунах из грязи и бегают под ногами, как курицы. Еще Конфуций учил, что так оно и нормально, ведь у женщины ума столько же, сколько у курицы (по этому поводу знающие люди кивали: попадется хорошая жена – будешь счастлив, попадется плохая – станешь Конфуцием). Так что не беды китаянки, живущей в русской части квартала, взволновали узкоглазых, их захватила сама история с раздавливанием человека по самую мошонку пикапом, зацепил способ, которым русский ублюдок отомстил булочнику. Покалечил – вот это они понимали, этот способ мести был мил душам китайских ублюдков, что дали тридцать шесть клятв и вытатуировали на спинах драконов.

– Иди к китайцам, не дрейфь, – сказал тогда Федьке Зайка. – Убьют, значит, такая судьба.

И Федька Африканец поехал в Китайский район. Стояли летние сумерки. Старухи толкали свои тележки с тюками и косились на русского в пикапе. Лаовай в хутуне – чудноˊ. Красные фонари висели над дверями лавчонок и борделей. Когда он припарковался и вышел, какой -то узкоглазый на мопеде в тесном переулке проехал мимо по луже, поднял тучу брызг и русского же обматерил. Почему -то особенно врезался в память грязный, со стершимся узором ковер, которым была заложена выбоина в тротуаре.

Аарон ждал Африканца в злачном месте, которое все тут называли Прачечной. Несколько обшарпанных столов. Запах уксуса и жареной селедки. Молчаливые китайцы ловко орудовали палочками, подносили миски ко ртам и всасывали с хлюпаньем лапшу. За одним из столов сидел молодой китаец в оранжевой футболке – неожиданный, как павиан с красной жопой среди скромных шимпанзе. Это и был Аарон. С тонкими усиками, бритый наголо торговец героином. Видно, самый смелый здесь, право имеющий носить слишком яркую среди серых роб оранжевую футболку. Короче, полное чмо.

Аарон – это кличка. Настоящее его имя звучит так, что любой русский тут же начинает ржать: то ли Ху Сыкун, то ли Ни Хуа Се.

Начал Аарон с того, что похвалил заокеанские мегаполисы – Сан-Франциско и Нью-Йорк, где, как он слышал, в больших Чайна -таунах тоже жили его узкоглазые сородичи. Для Аарона эти заморские хутуны – земля обетованная. Разговор о чужих землях не значил ничего – просто светская беседа на китайский манер. Лицо Аарона подчеркнуто не выражало никаких эмоций – такова особого сорта странноватая китайская вежливость. Федька с этой особой китайской вежливостью знаком – Мэй, бывает, и трахается с таким же равнодушным выражением на лице. И потому не смог сдержаться и засмеялся. Аарон злопамятен, как любой китаец, – этот смех он русскому так и не простил.

И вот они сидят, два наглеца и ублюдка, и пытаются, по древнему китайскому деловому обычаю, быть друг с другом вежливыми:

– А есть ли у тебя дети, ублюдок Африканец Федька?

– Нет. А у тебя, китаец?

– Нету детей. А зарабатываешь ты на своей травке сколько?

– А ты на своем героине?

Аарон всего -то хотел сопоставить свой социальный статус с Федькиным, а русский ублюдок по глупости, свойственной всем лаоваям, взял да и смешал ему все карты. Аарон такого выдержать не смог, на всю едальню заругался по -китайски, призывая всех в свидетели, – ну невозможно же иметь дел с этими русскими. Бестолковые, такие вопросы китайцу задают! И вся едальня закачала головами: да, лаомаоцзы – что с них взять, невежи.

Наконец Аарон заговорил о деле, о том, ради которого русского ублюдка и позвал. А Федька сидел и изредка кивал – так Мэй учила. Если не кивать – китайцы тебя совсем не понимают, будто ты не человек, а птица, и не говоришь, а щебечешь.

– У тебя каналы распространения, у меня героин. Толкай наш товар на русских улицах. Два процента от выручки твои.

Африканец поинтересовался деталями. Аарон показал ему спрессованный в пакетики порошок и уверил: «Чистый». Что на самом деле они туда подмешивали – китаец хрен скажет. Больше ничего у желтолицего было не выпытать – ни откуда берется, ни сколько его в квартале. Аарон лишь презрительно ухмылялся, приглаживал свои пидорские усики и нагло переводил разговор на заморские Чайна -тауны: мол, красивые наверняка.

– Два процента – это мно -о -го! – проявлял настойчивость китаец.

– Подумать надо… – уклонялся от прямого ответа Федька.

На том и разошлись.

Зайка, узнав, чего китайцы хотели, взбесился – перевернул стол и разворотил три стула в чайхане. А потом сел в кресло, вздохнул и, потягивая горький напиток шаманов – отвар полыни, что делала ему Ольга, – решил так: