Наталья Шумак - Чудеса случаются! [litres]

Светлана не строила глазки, не пыталась понравиться. Просто нечаянно столкнулась с ним на выходе из кабинета. Налетела как на стену. А когда широкоплечий незнакомец сказал что-то резкое, удачно отшутилась. Убежала, спиной ощущая огонь его внимания.

Есть на такой счет хорошая цитата у Франсуазы Саган. Мол, в богатого, щедрого и ухаживающего за вами мужчину очень легко искренне влюбиться.

Светлана отбрыкивалась от чувства целую вечность. На самом деле две недели. Но ей, молоденькой красавице, приехавшей в столицу республики из маленького города, показалось, что Сашу она знает всю жизнь. От его жаркого взгляда школьный коридор уходил из-под ног. В голове невесть откуда взявшийся сквозняк выдувал все предостерегающие умные мысли. Оставалось ощущение пустоты, которую могли заполнить только его внимание, его слова – он сам.

Светлана пряталась от Саши. Держалась. Но силы были неравны. Он влюбил в себя девочку. Снял для нее квартиру. И какое-то время приезжал почти каждый день. С вкусняшками и подарками.

Саша сразу сказал, разводиться не будет. Двух детей в его жизни более чем достаточно. Света согласилась. Втрескавшиеся в объект своего обожания юные глупышки не отличаются большой мудростью, сообразительностью.

Любовники предохранялись. Саша был предельно внимателен в этом вопросе. Не помогло. Через пару-тройку месяцев их отношений у Светы началась утренняя тошнота. Наша золотоволосая красавица записалась на прием к гастроэнтерологу, подумала, что шалит печень. Врач сказала, что ЖКТ в полном порядке, и отправила девушку к специалисту совсем другого профиля…

Светлана не собиралась ловить Сашу в сети с помощью беременности. Не имелось у нее снастей и опыта для охоты на такую опасную рыбу. Это была именно случайность. Трудно объяснимая, но не такая уж редкая.

Света плакала в кабинете у гинеколога. Давилась слезами. Не знала, как признаться Саше. Неделю молчала. Готовилась. Думала. Ждала чего угодно. Но не того, что случилось.

Он обозвал ее тупой сукой. Замахнулся ударить. В последнюю секунду сдержался, опустил руку. И сказал, что ты же знала, дети на стороне мне не нужны!

Что самое печальное – в тот момент она не разлюбила Сашу. Просто было невероятно чудовищно больно.

Он оставил на кухонном столе деньги. Сказал, что на аборт. И велел не показываться на глаза. А квартиру в следующем месяце освободить.

Знаете, что сделала Света? Для начала купила билет на автобус домой. Посоветоваться с мамой и папой. Но не про то, делать ли аборт… Мысли о том, чтобы избавиться от ребенка, у нее не возникло ни на секунду, ни разу. Она хотела понять, примет ли ее «с пузом» родная семья. Приехала и сразу, хоть и было страшно, вывалила родителям новости.

Папа крякнул, сплюнул и вышел из кухни курить во двор. Дочери он потом ни слова за два дня не сказал. Мама посоветовала послушаться любовника. Сделать, как он велел. И вернуться в общежитие. А дальше быть умнее.

Реакция родителей сводила с ума. Света чувствовала, что мир опрокинулся ей на голову. Это было даже не отчаяние. Звериная тоска и ужас.

Она сидела на крыльце, обхватив руками еще совсем плоский живот, и тряслась, как от холода. В теплый летний вечер. Тут на плечи ей упал ватник, рядом появились длинные белые ноги в галошах, в коротком халатике. Младшая сестра. Злюка языкастая. Свету, отличницу и умницу, ей, прогульщице и разгильдяйке, всегда ставили в пример. И она старшую за это, само собой, терпеть не могла.

Ленка шумно сопела, материлась шепотом. Топталась рядом. Потом положила очень горячую ладонь на склоненную макушку своей нелюбимой сестры. И сказала:

– Не дрейфь. Прорвемся. С тобой поеду. Справимся.

Света открывала и закрывала рот. Слов у нее не было. Младшая поскребла затылок и добила:

– Девка выйдет чистый огонь! Лучше всех. Вот увидишь.

Было в младшей что-то, от прабабушки досталось, не иначе. Могла брякнуть невероятное – почему, откуда знание, никто не понимал. Но. Сбывалось, и все.

Как и в этом случае.

Свету подхватил и потащил поток. Так она чувствовала. Младшая за две недели нашла им комнату с проживанием в деревянном доме у одинокой старухи. За сущие копейки, но с обязательной помощью по хозяйству.

Заставила старшую признаться директору, что грядет декрет. Отца не называть ни в коем случае. Еще не хватало разборок с такой сволочью. Ну его на фиг.

Младшая с дипломом кондитера устроилась не на фабрику – в один из первых частных магазинов, с небольшой кафешкой при нем. Не бегала ни от какой работы. Драила полы, терла витрины.

Поила старшую витаминами. У всех новых знакомых, не чинясь и не стесняясь, спрашивала, мол, нет ли детских вещичек ненужных? Из которых ваши лапушки уже выросли?

Нашла и кроватку, пусть старенькую. И коляску. И набор ползунков-распашонок.

Ленка упорно отказывалась считать происходящее трагедией. Много и шумно смеялась. В какой-то момент Света вдруг поняла, что перестала мерзнуть. Дикий внутренний холод отступил.

Когда перед самым рождением внучки в город приехали родители, чтобы помириться с блудной старшей дочерью… Младшая запретила Свете злиться. Велела заткнуться и кивать. Мол, да, конечно. Никаких обид.

Это вы меня простите, дуру грешную…

Старшая ревела в подушку и шипела как змея, нет, нет, ни за что! Не будет она так себя вести. Ясно? Младшая пила чай на подоконнике. И говорила, что мазер-фазер понять тоже можно. И вообще. Будет как она сказала. Ферштейн?

– Простите меня, дуру грешную!!

Неискренне выдавила из себя Света, быстро оглядываясь на Ленку. Но родители поверили. Или не поверили, но придираться к интонациям и злым взглядам не стали. Мама налетела обниматься. Отец бросил на пол мешок картошки. Спросил, хмуро оглядывая комнатку, куда ж его пристроить.

Так что из роддома Свету с малышкой забирала Семья.

Папа приезжал в город к дочкам и внучке каждые две-три недели. Привозил гостинцы. То морковку, капусту. То меду с орехами. То муку и сахар. Это была мощная поддержка в трудные девяностые.

Бабка, у которой сестры снимали комнату, разрешала сажать огород. Младшая, как трактор, сновала между грядками. А на веревках высоко-высоко, как паруса корабля, который идет в новую жизнь, реяли и пахли свежестью простыни, ползунки…

Девочку назвали Аленой. Имя выбрала мама, ставшая бабушкой. В честь какой-то замечательной родственницы. Спорить с ней никто не стал. Ленка пожала плечами и высказалась.

– Алена? Это ж маленький снежный барс. Неужели не видно? Котенком и будет, какими Аленками не зови. Главное, чтобы не зверем выросла, а умницей.

У сестер Котовых, у их мамы и папы были глаза разных оттенков коричневого. И светло-карие, и темные, как шоколад.