Александр Мелихов - Тризна

– Костя, не делай этого, ты там окажешься оторванным от Истории.

– И что? И почему это в Америке нет истории?

– Она-то есть, но ты не будешь в ней участвовать. Ты выпадешь из Большого Потока, сделаешься маленьким. Тебе придется жить для себя и исчезнуть вместе с собой, – Олегу было совестно, оглашать столь выспреннюю правду – но ведь правду же!

И он до бесстыдства пламенно вглядывался в огненные глаза Боярского, потому что его нужно было любой ценой спасать от его гордыни. Да, унижение снести нелегко, он и сам из-за этого много чего успел наворотить, но все-таки последней глупости он не сделал – не ушел от Обломова, от Истории…

Боярский, казалось, все понимал, он посерьезнел и погрустнел.

– Ты думаешь, я здесь не исчезну вместе с собой? – и внезапно что-то обрубил: – Ладно, сытый голодного не разумеет.

И прихлопнул о столик мятой полусотенной, похоже, еще заполярной.

– Я плачу. Не спорь, евреи славятся широтой натуры. Не хочешь послушать Сундука? Ну, ты оторвался от нашей неньки Америки! Русский рок – Америка у нас дома. Пока что в подвале. В общаге на Новоизмайловском, там у меня кореш. Вместе когда-то хипповали. Ты что, не слышал про «Пищу богов»?

– А, «Пища богов»! Видел в «Комсомолке», дискутировали искусствоведша и мент – невозможно было понять, кто искусствоведша и кто мент. Да, хочу, хочу!

Они уже стояли на зимней улице, и Олег рвался к «Пище богов», как гусар к цыганам.

Боярский и бомбиле в видавших виды «Жигулях» заплатил сам. Заплатил так щедро, что мрачный водила согласился его подождать – Грузо куда-то спешил.

В общежитском вестибюле – так повеяло утраченным студенческим раем… – красного толстого парня восточного вида у доски объявлений отчитывал другой парень, высокий и худой, видимо, студсоветчик.

– Ну что, Султанов? Тебя уже один раз выселять собирались – мало тебе? Чего тебе в комнате-то своей не пьется?

– В комнатэ того интыма нэт. И угощат надо, кого нэ лублу – долг гостэпрыимства, – он ханжески развел руками, словно самодержец, произносящий: «Закон выше меня!»

– «Гостэпрыимства»… Вам же Магомет запрещает употреблять!

– А я борюсь с рэлыгиознымы пэрэжыткам.

– Мне-то лапшу можешь не вешать! Имей в виду, я скоро не смогу тебя покрывать.

– Прошу прощения, – вклинился Боярский, – Султаныч, проводи товарища на Сундука, я спешу.

И, едва кивнув, улетел в своей дубленке, – высокая минута миновала, люк в чужую душу задраен. Жребий брошен. Но уж очень это похоже не на бунт, а на бегство. Грустно, по-серьезному грустно.

Только что это их с Моховым вместо джинсуры на замшу потянуло?

Сам-то он из последних сил держался за свитер и лыжную куртку, сколько Светка ни зудела, что ему нужен костюм и хорошее пальто.

Все здесь болтали горячо даже о пустяках, всех распирало от надежд и дарований, – он вновь вернулся под кровлю родного дома – студенческой общаги. Здесь все было по-прежнему – и плакат на стене с силуэтами двух обнюхивающихся кошек и призывом избегать случайных связей, и осовело-добродушный пьяница – Султанов (разговаривавший, кстати, без малейшего акцента), и влюбленные, держащиеся за руки с отсутствующим видом, и усатый басистый остряк, усвоивший манеру шутить сумрачно, чтобы он неохотно вставлял реплику, а все лежали от хохота, – но удавалась ему лишь первая часть программы. А бойких реплик ждали больше от похожей на китаяночку худенькой аспирантки в тельняшке, – и откуда только выкопала такой субтильный размер! Из-за присутствия этого очаровательного юнги комната напоминала кукольный кубрик. (И Галка, кажется, косила под юнгу…)

Все были одеты во что попало, только худой студсоветчик, оказавшийся культоргом, мрачно прислонился к вытертым обоям в скучном сером костюме – нет, рано еще забираться в этот гроб!

Олег плюхнулся на кровать рядом с раскосеньким юнгой, панцирная сетка швырнула их друг к другу – неплохо для первого знакомства. Легкость в мыслях была необыкновенная. Через минуту китаяночка, обессилев от хохота, висела на нем и кричала культоргу:

– Где вы достали такое сокровище?

– Из Америки контрабандой доставили.

Видали? Он еще чего-то стоит! Еще любая женщина… Хо-хо!

Олег сыпал без умолку, – тут главное не задумываться, как нельзя задумываться горнолыжнику, – все должно само выскакивать. Сколько в нем, однако, механизмов, способных вести дело без его участия!

Потихоньку сунул осоловелому Султанову пятерку:

– Пару бутылок… Ваш культорг просил – ему самому неловко, – от взрыва восторга веселой китаяночки спружинившая сетка чуть не сбросила их обоих на пол.

Культорг протянул Олегу продолговатую бумажку, на которой было изображено стилизованное человеческое ухо, насторожившейся заостренностью напоминающее кошачье.

– Пригласительный билет, «Пища богов», – прочел Олег размазанную трафаретную надпись.

– Вам как почетному гостю, остальным платные. Они меня когда-нибудь под выездную сессию подведут…

– Что делать! – ответно вздохнул Олег. – «Пища богов» не может жить без капусты. Хоть и не единой капустой…

– Студенческая общага – самое демократическое учреждение в мире, – с жаром убеждал он китаяночку. – Это же рай – мебель казенная, белье меняют…

Только в рай-то в этот уже не вернуться. Оно, конечно, век бы подавать надежды, но когда-то надо их и оправдывать.

Возник Султанов, бутылок оказалось отнюдь не пара.

В обнимку с тельняшкой тридцатого размера на трогательном воробьином скелетике, они, клацаясь бутылками, распевали Новеллу Матвееву:

– Приезжайте в штат Миссури все, кто хочет быть богат!

Культорг подчеркнуто не пил, не скрывая, что считает это мальчишеством.

«Я среди своих, – радостно звучало над всем, – я среди своих!»– где Котяра еще такое найдет?

– И пускай не обижается на нас Алабама, Каролина, Арканзас, если только про Миссури мы споем на этот раз!

«Какие имена – Миссури, Алабама, Каролина, Арканзас, Миннесота, Орегон, Оклахома, как она есть… Может, Боярский и впишется в эту музыку? Может, еще и не все так грустно?.. И вообще, почему я должен за него переживать, если он так легко с нами расстается? Ведь Новый Свет сейчас почти тот свет…»

– Вроде пора? Юнга! Свистать всех наверх! – Олег так свистнул в два пальца, что китаяночка схватилась за уши и сложилась вдвое. Но тут же отдала честь:

– Есть, капитан!

Чем ближе к спортзальчику, тем толкотня становилась оживленнее, а у спуска вниз культорг накинулся на Султанова:

– Вы откуда таких хиппарей набрали?!

– Каких хиппарей? Я велел продавать билеты только трезвым. И прилично одетым.

– А вон в центре – волосан. Такого один раз показать нашим девочкам – они забудут про все свои пятерки и аспирантуры! На входе видел, что делается?!