Александр Мелихов - Тризна

Кстати сказать, в Америке «настоящих американцев», преданных американской мечте, – ну, о великой миссии Америки и так далее, – я не встречал. Мои знакомые вообще не интересовались, есть что-то за пределами Америки или нет. У нас когда-то так белорусов дразнили: а за Гомелем люди ёсть? Они любые свои районные соревнования называют чемпионатом мира. Иногда мне кажется, что Америку придумали в России. Прямо по Достоевскому: мы умеем любить чужое больше, чем сами его хозяева. Плохо только, что мы ждем за это ответной любви.

Уже далеко после перестройки я как-то пришел к Обломову советоваться. Отца же у меня, в сущности, не было, я со всеми вопросами ходил к Обломову, тоже крошка-сын. И говорю ему: «Владимир Игнатьевич, пора создавать партию «Ватники против умников». Пока мы их слушаемся, мы народ, как только о своих интересах начинаем думать – мы быдло. Так быдлу и нужно держаться друг за дружку. А то этих городских ничем не прошибешь. Им скажешь, что в колхозе народ выживает, как при немцах, а они: и правильно, все нерентабельное должно отмереть. Жалеют они нашего брата, как кошка мышку, им главное, что за границу стало можно ездить. Лозунг дня – отрытое общество. Чтоб Америка всех открыла и сожрала, как консервы. Наши умники думают, что они американцам союзники, а они для них на самом деле полезные идиоты. Думают русофобией к ним подмазаться, как будто у тех своих русофобов мало».

Все это я Обломову выложил, а он помолчал-помолчал и заговорил этим своим придушенным басом: «Валентин Алексеевич, когда я только чуть в науке продвинулся, я тоже столкнулся с теми умниками, для кого мы все сибирские валенки. И через скорое время почувствовал, что с ними сам еврею уподобливаюсь. Что везде я ищу русофобию, из-за всякой мелочи ночей не сплю. А как всех их позаткнул я за` пояс, тут-то и обиды мои кончились».

Мне захотелось протереть глаза, точнее, уши. Или мне это снится-чудится: русский гений заговорил былинным слогом. Я пытался понять, не розыгрыш ли это, но его пустые глазницы смотрели мимо совершенно непроницаемо.

«Состязаться мы вздумали в потреблении. А наше истинное поприще подвиги. Если что в социализме есть хорошего, так возможность не крохоборничать. А собрать-то всю силушку во едину власть, да чего-нибудь такое сотворить-создать, чтобы люди во всем мире рты разинули. И уж сколько я всякого навыдумывал, да только старые бздуны меня не слушали, все требовали трясогузы рентабельности».

Он отмахнул этих воображаемых трясогузов своей могучей ручищей и нечаянно сшиб со своего императорского стола земной шар. Наши партнеры из Челябинска‐77 к восьмидесятилетию прислали ему в подарок каслинского литья земной шарик величиной с маленький арбуз, а на нем были рельефно выделены все материки, горы и острова. Обломов время от времени любил нас поражать, что на спор моментально находил любой островок. Да еще и мог о нем что-то рассказать – население, типа, экономика… Так вот этот он земной шарик и сшиб со стола. Я бросился его поднимать, но он этого терпеть не мог. Он сам по стуку безошибочно подошел к шарику и с первой же попытки его нащупал. Хотел поднять – ан нет, одной рукой не удержать.

– Владимир Игнатьевич, давайте я вам помогу!..

– Си-ди!

Он взялся за шарик двумя руками – и снова не смог оторвать его от паркета. И тут уж его заело: он присел, как штангист – вы знали, что он был чемпионом республики по штанге среди слепых? – и напрягся изо всех сил – побагровел, на шее вздулись жилы… И вдруг из его пустых глазниц ударили две струи крови, прямо как шампанское.

Даже русскому богатырю не справиться с мировой гравитацией. Отняла русской силы земля половину. Но он нам завещал национальную идею: Россия должна быть мировым фронтиром. Упаси Бог, не военным, войны только превращают всех в рядовых, а страну в казарму. Мы должны браться за какие-то неслыханные грандиозные проекты, и неважно, выполнимые или невыполнимые. Главное, что выковывают такие проекты – это люди. А в остальном побочные результаты обычно оказываются важнее главной цели. Колумб хотел доплыть до Индии, а открыл Америку. А если бы Америки и не было, ее поиски все равно бы продвинули и навигацию, и картографию, и судостроение – гидродинамику, сопротивление материалов…

И я сейчас как раз ищу, что бы могло послужить «Интегралу» такой Америкой? Чтоб мы ее искали и росли? И думаю: а почему бы не добыча метангидрата из вечной мерзлоты? Для начала это дало бы смысл нашему присутствию на Крайнем Севере.

Только когда Иван Крестьянский Сын замолчал, все снова услышали беснования водяных за стеклами. Как, однако, вырос Иван Крестьянский Сын, он таки действительно живет в Истории, не одни только хищники и мономаны. Правильно Обломов распознал в нем свою будущую правую руку. Во всех обломовских авантюрах – или это действительно были поиски новой Америки? – Мохов каждый раз достигал серьезных высот, хоть в водородном топливе, хоть в свиных аминокислотах. Из-за этого он и не продолбил какой-то собственной дороги – каждые три-пять лет начинал что-то новое. А чуть наступала пора пожинать плоды, Обломов перебрасывал его на новую грандиозность. «В сущности, он действительно отдал Обломову жизнь. Как и я. Но он и сейчас Обломова от меня защищает, не озорство-де им двигало, а жажда величия. Но осталось ли в мире хоть что-то, чем можно было бы поразить мир? Метангидрат такая же прагматика, как нефть. Пожалуй, осталась лишь одна великая мечта – бессмертие. Но промолчу, пускай покамест он живет и верит в мира совершенство».

Уважительно на Мохова смотрели все, но любопытство он правильно распознал лишь под рыжей Галкиной челкой.

– Галочка, я тоже читаю в твоих прекрасных глазах невысказанный вопрос, – этот мастеровой в прокуренных сединах и галантность освоил, и свое неотступное «тсамое» где-то оставил, только вот гудеть не отучился. – Ты хочешь спросить меня насчет личной жизни? Так вот, моя жена работает в зоопарке, считает, что животные намного лучше людей, они убивают, только чтобы съесть. Она наполовину армянка, но в школе ее принимали за еврейку. Она, бывало, поскользнется, а какой-нибудь пацан тут же скажет: вон Сарочка упала. Детей у меня двое – сын и дочь, очень красивые, в маму. Орлиные носы от нее, синие глаза от меня, генетический парадокс. Мы их тоже пытались включить в оплакивание, я – моей деревни, Анаит – армянского геноцида. Но они не дались, их другие гравитационные поля увлекли. Они полноправные члены информационного общества – торгуют враньем. Он сомнительными бумагами, она сомнительными репутациями. Это называется пиар. Но зарабатывают, катаются по заграницам, счастливы в семейной жизни… И внуки-внучки современные – не вылезают из планшетов, если велишь почитать, спрашивают: за что? Для фронтира не годятся, а дожить на обочине истории с ними можно вполне приятно. Но я уже выхожу из жанра сказки, а это скучно. И не трогательно. А Сева же хотел нас убедить, что внутри своей неправды каждый по-своему прав. И трогателен.