Тим Макхью - Иван. Жизнь, любовь и поводок глазами собаки

Глаза Тима были влажными от слез, и я почувствовал, что мой единственный глаз тоже наполняется влагой. (Многие люди считают, что собаки не плачут, но это неправда, даже несмотря на то, что мы стоики.) Между Тимом и его отцом произошел тогда очень долгий разговор, из которого я понял, что Пэту недолго осталось жить на этом свете. Он давал своему сыну всяческие наставления, которые тот отказывался слушать. Я же внимательно к ним прислушивался, зная, что советами старших пренебрегать нельзя. Пэт просил Тима заботиться о своей матери и продолжать вести дела отца, включая заботу о младшем брате Пэта, которого звали Чак. Он был инвалидом и жил в особом учреждении, которое, судя по рассказам, сильно смахивало на приют для бездомных животных.

Тим пообещал отцу сделать все, как тот говорит, и потом они просто сидели молча. Я вклинился между ними, стараясь отвлечь их от грустных мыслей, и это сработало — они начали по очереди гладить меня и крепко сжимать в своих объятиях. Наконец мы помогли Пэту погрузиться в машину и поехали обратно в Олимпию.

Я очень многому тогда научился. Я понял, что истинное предназначение нашей жизни состоит в том, чтобы помогать окружающим, которые не могут сами о себе позаботиться, поддерживать их, насколько это возможно, и научиться ценить данную нам жизнь за те редкие моменты, которые показывают нам, кем мы на самом деле являемся.

По дороге домой наша машина наполнилась звуками старинных ирландских песен, которые пел нам Пэт, и я почувствовал, как что-то во мне изменилось. Что-то в этих песнях показалось мне до боли знакомым, хотя большую часть из них я слышал впервые. Они словно говорили мне о моем далеком прошлом. На какое-то мгновение мир вокруг меня словно сделался шире и наполнился новыми вибрациями… Все звуки как будто стали чуть более громкими, а краски — более яркими. Я почувствовал, как слезы снова подкатывают к моему единственному глазу.

Ко всем волнениям, связанным с Пэтом, прибавилась еще одна забота. Мне пришлось пережить первую в моей жизни операцию. Дело в том, что мой невидящий глаз ссохся, как изюм, а торчащие в разные стороны клыки стали выступать еще дальше. Все это сделало мой внешний вид еще более странным и глупым. Я не знаю, что именно вызвало миграцию зубов у меня во рту, но зато мне удалось узнать, что усыхание глаза произошло из-за недостаточной работы слезных желез. Глаз меня особенно не беспокоил и просто иногда чесался, но всем окружающим это зрелище казалось довольно диким.

Раньше, увидев меня впервые, люди не сразу понимали, что я слепой на один глаз. Этот невидящий глаз был словно подернут молочной пленкой, но в целом он был нормальной формы. Теперь же, когда он усох, мои веки начали как будто западать внутрь, и Коллин сочла, что будет лучше просто зашить их, вынув предварительно больной глаз. Были разговоры о том, чтобы вставить туда бионический лазерный глаз с дистанционным управлением, но, к счастью, этого не произошло. Подозреваю, что это была всего лишь шутка.

Отныне каждые выходные мы садились в машину и целых три часа ехали в Олимпию. Тим практически оставил надежду зарабатывать на жизнь музыкой и посвятил все свое время и энергию заботам о родителях и детях. Он знает, как ему повезло, но я, пожалуй, скажу это еще раз. Тим — второй в мире счастливчик после меня, ведь у него есть прекрасная богиня Кристина, которая всячески поддерживает его, помогая заботиться об отце.

Приехав в Олимпию, Тим с Кристиной делали уборку в большом старом доме, возили Пэта на диализ, ухаживали за газоном, заготавливали дрова для камина и просто были рядом, а малыш Кейси наполнял дом своими радостными криками. Часто вместе с нами приезжала сестра Тима Кэтлин со своей семьей, и тогда я получал еще больше внимания к собственной персоне.

Когда мы дружной толпой собирались в доме Пэта и Бернис, нам удавалось немного скрасить тяжелую атмосферу грусти, которая повисла в воздухе. Все вместе мы садились у экрана телевизора, чтобы болеть за нашу любимую бейсбольную команду «Сиэтл маринерс», и даже я стал фанатом этой игры. Больше всего мне нравилось то, как спортивный комментатор Дейв Нихаус выкрикивал свое легендарное: «Ах ты боже мой!» — каждый раз, когда Эдгар Мартинес или Кен Гриффи-младший сильным ударом выбивали мяч с площадки.

Мы все цеплялись за эти последние моменты, изо всех сил стараясь делать вид, что у нас впереди еще много времени, хотя его было совсем мало. Пэт частенько подзывал меня к себе, и я ластился к его ногам, радуясь ласковому потрепыванию за ушами. В то самое время Кристина была беременна вторым детенышем, и мы все надеялись, что он появится на свет раньше, чем придет смертный час Пэта. Мы хотели, чтобы он увидел своего нового наследника и прекрасное будущее, в создании которого он сыграл такую важную роль.

Пэт так быстро уставал, что практически все время сидел в своем кресле-качалке, а когда по телевизору не показывали бейсбол, он пел Кейси свои старинные песни. Его любимым произведением было «А оркестр все играет» [16] Имеется в виду песня «And The Band Played On» (1895), в которой упоминается, как главный герой Мэтт Кейси вальсирует с рыжеватой блондинкой. (Примеч. пер.) . Мне кажется, название этой песни может служить хорошей метафорой — ведь что бы ни случалось в нашей жизни, мы делаем все, что в наших силах, и жизнь идет своим чередом. В своем воображении я рисовал Кейси, танцующего с рыжеватой блондинкой, и кто знает — может быть, эта песня служила предсказанием далекого счастливого будущего этого малыша.

Когда все садились за стол, я, по своему обыкновению, с завистью смотрел, как все едят, и надеялся, что кто-нибудь даст мне лишний кусочек. К моему удивлению, в моей миске значительно прибавилось объедков, и вскоре я понял: это из-за того, что Пэт практически ничего не ел. Я понимал, что это дурной знак, и поэтому принимал дополнительную порцию еды с некоторым чувством вины, смешанной с благодарностью.

«Молодчина Пэт! — хотелось мне ему сказать. — Я горжусь тем, как ты держишься в эти последние дни! Спасибо тебе за лишнюю еду в моей тарелке, но еще больше — за твою любовь!» Я не знаю, догадывался ли кто-нибудь еще кроме меня, с каким трудом он держался за жизнь ради всех нас. Думаю, что догадывались. Моя семья всегда знает все, что следует знать в этой жизни. В те дни каждый из нас выполнял свою функцию. В мои обязанности входило наблюдать за всеми, утешать и отвлекать от горестных мыслей. Дополнительные порции еды я стал воспринимать как вознаграждение за хорошо выполненную работу. Я старался не отходить от Пэта, и для меня это было сродни лежанию возле теплой печки в холодный зимний день — он прямо-таки излучал тепло и благодушие. Я ложился рядом с ним и засыпал крепким сном. Когда рядом никого не было, он начинал мирно похрапывать или негромко напевал песни, и, мне кажется, в такие минуты он пел для меня.