Лидия Сычёва - Мёд жизни [litres]

Петю знали Женины сёстры – он ближе к ним по возрасту, их связывали общие воспоминания юности, посиделки, знакомые, интересы, да что там, связывало само время, умчавшееся безвозвратно! Размокшие проселочные дороги, по которым осенью и весной невозможно пробиться в родную деревню, тяжкий труд на колхозных полях, прикованность к огороду и хозяйству, мечты о иной жизни – безбедной и чистой, в городе, «на всём готовом». Петя и стал «локомотивом прогресса» – старший, он выбился в люди, вывез из деревни братьев и сестёр, и редко, раз в год перед Пасхой, бывал на родине – оправить могилки родителей. Останавливался у дяди, начинался «вечер воспоминаний» – за бутылочкой «беленькой», жареной картошкой, солёными огурцами из кадушки; а ещё – крупно нарезанное розовое сало (оно же шло на гостинец племяннику), чёрный хлеб… От матери по телефону Женя выслушивала новости – приезжал Петя, и ему было сказано: «Женись, Таня – добрая женщина, тоже разведёная, соседка наша бывшая, уважительная и на вид хорошая». И что отец повёл Петю знакомиться, но не судьба – Тани не оказалось дома.

Женя, вспоминая волевое лицо брата на армейской фотографии, сразу усомнилась в успехе затеи – нет, не для Тани он рождён. И всё же что-то новое, авантюрное, открывалось в Пете – надо же, пошёл знакомиться! Или подвыпил сильно?!

Женя верила в большую любовь: ей казалось невозможным, что люди могут соединиться всего лишь по симпатии или расчёту. Жизнь сплошь и рядом опровергала её: знакомились и женились по переписке, по сводничеству, по раскладам родственников, по взаимным выгодам. А она… Она всё, кроме любви, считала «ненастоящим». Разве брат мог жениться на Тане после случайного знакомства?! Хотя…

Мама писала: «Приезжал Петя, ночевал у нас. Серёжка, брат его, в Челябинске, на металлургическом комбинате, Павлик – работает в Кургане шофером, а Веру он устроил в Белгороде в бухгалтерию. А сам живёт один, завод ему дал квартиру однокомнатную. „Ходит в гости“ к Гале (жена бывшая) и к Семёну. Я ему кажу: „Петь, ну зачем ты сына так назвал?“ А он: „А вам не нравится?“ – „Ну ты б хотел, чтобы тебя Сёмкой дразнили?“ Он подумал-подумал и говорит: „Нет, не хотел бы“. – „Ну вот! А вы над дитём издеваетесь! Что это за имя – Семён! А берёшься других учить…“ – „Тётя Шура, теперь поздно переименовывать, я уже привык“. Я его угощала, он у меня спрашивает: „Тётя Шура, расскажите, как это выглядит – картошка соломкой?“ – „Утром, говорю, пожарю тебе“. Сделала ему на завтрак, порезала картохи брусочками, как ты делала, когда приезжала. Петя прямо расстроился: „Вот это и есть соломка?“ „Ну да“. – „А мне Галя, бывало, выказывала, что я ей некультурно картошку жарю – пластинками. Мол, соломкой хочу. Если б я раньше знал!“ Видишь, как переживает он по Гале! Расспросил про наших девчат, кто где. Там же, кажу. Одна на Украине, одна в Казахстане, а Женя у нас в Москве теперь работает, в газете. И дала ему твой телефон, он попросил. Ты уж его приветь, познакомь с хорошей женщиной его лет. Чё ж такой мужичага один! Нудно ему».

Женя читала письмо в автобусе, пока ехала к метро. Место удалось захватить сидячее, одинарное, у слезливого окна: кропил дождь, машины медленно двигались в унылой пробке, нервно мигая красными фонарями. Как, интересно, мама себе это представляет: Женя должна устроить личную жизнь чужого, в сущности, человека! Взрослого мужика, который старше её на пятнадцать (или даже больше) лет. Или это шутка такая?! Она тяжко вздохнула и отодвинула семейную думу в сторону – может, Петя ещё и не объявится? Они абсолютно чужие люди.

– Женя, к тебе брат пришёл, – говорили ей встречные, когда она рысью неслась по коридору (вечно ей было некогда!).

– Ага, спасибо!

После двух или трёх заходов в редакцию Петю знали все – от вахтёров до фотографов и журналистов. В режимное здание он проходил свободно – охрана к нему привыкла.

То и дело у Жени возникали диалоги с коллегами:

– Почему ты с братом так официально общаешься?

– Он старше меня намного. Не могу же я солидному мужчине «тыкать»!

– А почему у тебя с ним разные отчества?

– Так это ж мой двоюродный брат!

– А, точно!..

Женя звала его на «вы» и по имени-отчеству, а он её по имени и на «ты».

Брат приезжал по делам в Москву, как правило, раза два в месяц, всегда это было неожиданно, нежданно (резкие телефонные побудки по утрам), всегда он приходил после обеда, иногда ближе к вечеру, никогда – с пустыми руками, так что Женя даже начала сердиться: «Зачем вы тратите деньги? Не приносите ничего, не надо!»

Но из объемного кожаного портфеля неизменно извлекались гостинцы – дорогая коробка конфет (обязательно!), хорошее вино или коньяк. Женя не пила вообще, Петя, как она заметила, тоже избегал спиртного, особенно в дорогу – вечером его ждал поезд. Зато он с удовольствием наблюдал творческих людей «под градусом», да и у наиболее охочих до выпивки персонажей (например, репортёра Михалыча) уже выработался рефлекс на явление Пети – народ начинал отираться вблизи кабинета, ожидая, когда наступит «время чая».

Посиделки носили спонтанный, стихийный характер и шли под лозунгом «встречи с братом». Женя хлопотала с чаем, её коллега из отдела писем, хитромудрая Варвара Грумова, неспешно потягивала кофе из крошечной чашечки, подходили пропустить по рюмочке журналисты, что были на тот момент посвободнее. Время, которого в Москве всегда не хватает, как-то «растягивалось», удлинялось, разговор прыгал с пятое на десятое, то и дело звонил телефон, ответсек приносил Жене сокращать и вычитывать готовые полосы и тоже цеплялся за тёплую компанию – послушать, что вещает свежий человек из глубинки.

Петя утопал в кресле (на почётном месте) у журнального столика и разглагольствовал:

– А вот вы, пресса, согласны с тем, что во главе страны должны стоять философы? Возьмём «Государство» Платона…

Женя, по смешкам и переглядкам коллег, догадывалась, что Платона (как, впрочем, и Аристотеля) никто не читал. Петя входил в раж, увлекался, цитировал античных философов, тут же давая мудрым мыслям свой комментарий.

Своей горячностью брат вызывал прилив неприкрытой нежности в глазах у Варвары Грумовой. Высокая, статная разведёнка с причёской а-ля Мирей Матье, она в одиночку воспитывала двоих сыновей.

Как-то на исходе чаепития Грумова пошла в наступление:

– Петр Панкратович, а давайте мы с вами перейдём на «ты»? Вы будете называть меня Варя, а я вас – Петя…

Брат и бровью не повёл:

– Видите ли, Варвара Захаровна, меня по имени-отчеству кличут с пятого класса, когда у нас отец помер от фронтовых ран и вся семья на мне осталась. Смысла менять традицию я не вижу…

Варвара хихикнула, искусно перевела разговор на шутку, и вообще этот прямолинейный «отлуп» перенесла с достоинством. Но на чаепитиях с братом с тех пор бывала редко, видимо, считая, что нечего попусту тратить время – Платон с Аристотелем её занимали мало. Правда, Грумова любила шоколад, и если заглядывала к Жене, то с удовольствием угощалась элитной конфеткой. «Что, брат вчера был?» – «Да, заходил». «Ну как он, не женился?» – масляно улыбаясь, выведывала Варвара. Женя пожимала плечами: «Да я, честно говоря, не спрашивала». Грумова смотрела на неё подозрительно – не верила.