Лидия Сычёва - Мёд жизни [litres]

– И что он вам ответил?

– Он на нас посмотрел с та-а-ким глубоким сожалением!.. Будто мы тяжело больные. И говорит: «Ребята! Как же слаба ваша вера!» Махнул на нас рукой и ушёл.

– А вы?

– А мы набрали в баклажки святой воды, сели в машину и поехали домой.

Звонок мобильного разбудил её в шесть утра. Не вставая, она нашарила рядом с постелью телефон. Номер был чужой, с региональным кодом. «Ошибся кто-то, наверное…» Она помедлила несколько секунд и всё-таки нажала кнопку приёма:

– Да?

– Тётя Женя! Здравствуйте! – голос был странно знакомый, с лёгкой хрипотцой.

– Здравствуйте… – Она резко села в постели.

– Это Семён, сын Петра Панкратовича. Я в Москву приехал по работе, хочу с вами познакомиться. Это возможно?

– Да-да, конечно! После обеда удобно будет? Давай у памятника Пушкину в три часа дня?

– Отлично, буду вас ждать!

Она сразу узнала Семёна – увеличенную копию отца. Он был выше ростом, плотнее, но та же голубизна плескалась в глазах, тот же овал лица, только свежий, розовый – кровь с молоком, те же своеобразные черты, смягчённые трогательными, женственными ямочками на щеках.

Сила молодости так и била из жизнерадостного малого – едва увидев её, он сразу же взялся «рулить», верховодить, и Женя, глядя на юную прыть, ободряюще улыбалась. («Какой, интересно, он меня видит? Наверное, почти музейной старухой, представителем поколения, отставшего от экспресса времени…»)

В кафе они устроились у окошка, за столиком для двоих.

– Я, тёть Жень, привёз вам гостинец. – Семён склонился над новеньким портфелем из блестящей чёрной кожи, извлёк оттуда бутылку коньяка.

– Ой, спасибо! – Она огорчилась, что ничего не принесла ему в подарок. – Ты извини, а я что-то не сообразила… В следующий раз тогда ответный дар, хорошо?

– Да это мелочи жизни! Ничего не надо! – широко улыбался Семён. («Прямо хоть в роли добра молодца его снимай!») – Мечта моя сбылась: приехать в Москву, познакомиться с вами. Меня послали в министерство на переговоры по госзаказу…

Семён был удобным собеседником в том смысле, что мог «молотить» два часа без перерыва, не нуждаясь ни в каких ответных репликах и даже ободряющих кивках. («Ишь какой говорливый! Попробуй такого сбить с мысли…») Женя слушала его рассказ про то, как он защитил диплом и нашел работу, как продал отцовскую квартиру в Белгороде и купил новую в Липецке («а библиотеку я сложил в гараже, там в основном специальная литература, сами понимаете, она мне не нужна»), как перевез мать в Воронеж и как всё здорово устроил с ремонтом. Машину он взял в кредит, а на осень запланировал свадьбу – девушка хорошая, семья в городе известная и влиятельная…

«Надо же, как похож, – грустила Женя. – И в то же время другой, совсем другой…»

Темы у Семёна не иссякали: он уже покончил с делами личными и домашними и стал бойко крушить государственную промышленную политику, бестолковую и непродуманную. Досталось непрофессионалам и коррупционерам, бюрократии и управленцам.

– Молодежь надо двигать на первые роли, у неё взгляд незашоренный, – вклинилась, наконец, в поток разговора Женя.

– Да, совершенно верно, потому что мы не несём на себе груза прошлых ошибок! – Он горячо поддержал её, и чувствовалось – дай этому малому рычаг, он, пожалуй, и мир перевернёт.

Даже интонации у него были Петины, даже жесты – отцовскими.

И вновь вернулась сосущая, глубоко запрятанная боль. Смерть Пети поразила всех: если бы, допустим, его сбила машина (пусть даже по его вине), это было бы ужасно, глупо, несправедливо, но под эту трагедию можно было бы подвести «базу», теорию, концепцию, но он, абсолютно здоровый человек, умер от внезапной остановки сердца. На конечной маршрутки водитель стал кричать пассажиру с последнего сиденья, привалившегося головой к стеклу, мол, мужик, алё, приехали, вставай, спать дома будешь… А Петя был мёртв.

Но ведь ничто не предвещало его ухода!.. И потому было в этом спешном обрыве жизни что-то обидное, обманное, несправедливое, больное. Высшая несправедливость, чудовищная необъяснимость. Но, может быть, так лучше – как это ни жестоко звучит – для Семёна?! Разве бы он развернулся в такого мощного «добра молодца», оставайся и дальше за широкой отцовской спиной?

Женя вдруг вспомнила: «А Семёну я говорю: сынок, денег нет, живи экономно (даже если они и есть)». – «Да зачем же?» – «Для его блага! Если у отца есть деньги, зачем ему учиться, к чему-то стремиться? Папа и так всё купит! В воспитательных целях я доходы от него утаиваю. А то разбалуется с молодости, пропадёт!..»

Ну, теперь ясно, не пропал. Стал на крыло. Семён из плеяды честолюбцев и лидеров, двигающих жизнь и создающих её богатства. Но Женя-то ему зачем, интересно? Она ведь совсем из другого, непохожего мира…

Официант принёс счёт, Семён привычным жестом вытащил из внутреннего кармана костюма красивое портмоне, расплатился.

Повинуясь неясному внутреннему порыву, она вдруг сказала:

– Хочешь, я провожу тебя на вокзал?

– Хочу. – Семён расплылся в улыбке и смутился своей радости. И она вдруг увидела, что этот здоровый парень, с жаром рассуждающий о глобальных проблемах, в сущности, по сравнению с ней, ещё мальчик, и суждения его оттого так смелы, что не отравлены тяжелым опытом пережитого.

Они спустились в метро.

– Жалею, что Петю, твоего отца, я ни разу не проводила на вокзал. Всё некогда было, всё суета. А это же замечательно, когда тебя кто-то провожает или встречает на перроне. Совсем другая дорога!

Семён опустил глаза:

– Знаете, он ведь жил, в общем-то, от встречи до встречи с вами… Говорит: поеду в Москву, хоть душу там отведу, поговорю с умными людьми! Он мне столько про вас рассказывал! У него прямо вторая жизнь началась, когда он с вами познакомился. Дома ему совершенно не с кем было общаться. Ну, знаете, провинция, примитивные интересы, выживание, все разговоры бытовые. Деньги? Они его совершенно не интересовали, он мог вынуть из кошелька тысячу и бомжу отдать. Он хорошо зарабатывал, хотя и не хвастал этим. А в квартире у него даже телевизора не было! Стены голые! Книги, письменный стол, компьютер и кровать. Я ему говорю: «Пап, ну купи ты себе что-нибудь статусное! Часы дорогие, например». А он: «Зачем? Одежда у меня есть, еда есть, образование твоё я оплачиваю, больше мне ничего не надо. Ты читал, сынок, о стоиках?» Мне, конечно, трудно понять его идеи, интересы… Но вот такой он был человек. Необычный. А я – другой.

Женя покачала головой:

– Семён! Ты даже не представляешь, насколько ты – это он! Дело даже не во внешности, вы похожи, это понятно. Я о другом. Не зная, как поступал твой отец, ты делаешь то же самое. Даже в мелочах. И знаешь, мне это очень нравится…