Елена Посвятовская - Важенка. Портрет самозванки

Она говорила это прямо в Никитина, в лоб, в глаза, смеялась, удивлялась: манатки, Никита! тебе не смешно? Что, ни капельки?

Мне не смешно, любовь моя.

Дверь открыла Лиля.

— Важенка, какая ты красивая!

— В смысле, не в сарафане? — Изо всех сил скрывала робость.

Лиля рассмеялась и поцеловала ее. И когда она вошла в кухню, то все, кто там был, протянули — о-о-о! Ей были рады, улыбались, а Митя сиял. Какая-то новая рубашка, она старалась не смотреть. И только Никитин стряхивал пепел с независимым видом, потому что однажды, еще неделю назад, она обещала ему перезвонить и не перезвонила.

С придыханием пел Гребенщиков, но обсуждали “Битлз”.

— Да какие еще там прически, пиджаки! При чем тут образ? Ты же первый раз, когда их услышала, ты что, видела картинку? Только звук. Я вот помню, бобины крутятся, а у меня мир поменялся. Я шатался. Да, до такой степени, чего ты ржешь, Ленечка?

— Я говорю только о том, что образ сыграл и на уникальность, о которой ты вот, и на время сыграл, — размеренно говорила Лиля, наливая суп из кастрюли. — Двадцать лет прошло, а они все те же “хорошие мальчики”, вот увидите, еще столько же пройдет, роллинги устареют со своим хайратником, будет смешно, а битлы — не-a! Грамотно сделан упор на вечную классику. Структурированно, просто, о любви, об отношениях, все жанровые сливки слизнули, базовые инструменты, искусная запись. А если чуть в сторону от классики — уже теряется универсальность. Ты такой толпе уже не понравишься. Стольким людям…

— Фу, я вообще сейчас не об этом. Я об уникальности. Вот почему все-таки? Там, в Ливерпуле, короче, этих групп было как вермишели в твоем супе, и вокал получше, и Ринго Старр — все-таки технически средний барабанщик.

Лиля несла тарелку на вытянутых руках. Важенка не выдержала и скосила глаз. Вермишелевый. Вымытая в пятницу плита — теперь вся в подтеках.

— Ринго Старр средний? Да ты гонишь!

— Их исключительность прежде всего из-за Маккартни и Леннона. Мало того, талант баснословный у обоих, еще и соперничество. Они же ноздря в ноздрю. Хиты на конвейер практически поставили. Лиля, симфоническая сторона “Yellow Submarine”, скажи, да? A “Strawberry Fields”, где все части разные по темпу и тональности и полное ощущение целого.

— Да-а-а, — протянула Лиля, аккуратно приземляя тарелку с супом перед Никитиным. — Прошу. Каждый следующий альбом не похож на предыдущий. По крайней мере, начиная с “Rubber soul”.

На шее и нижней челюсти слева у Лили синяки, у Важенки потемнело в глазах.

— Вы еще не забывайте, что они объединили весь черный рок-н-рол, все эти кантри, блюзы, с традиционной белой мелодией. Они умнейшие чуваки. Такие огляделись, что вокруг происходит, принюхались и выдали! Они уже на старте знали, что делали.

Нет, не засосы, следы от скрипки.

— Музыканты — вообще не дураки! Струнники особенно. Вся эта мелкая моторика, точная координация движений сказываются на интеллекте, знаете ли! Шекспир, к примеру, Шерлок Холмс, Эйнштейн… И я!

Вокруг засмеялись.

— Фишка в том, что они закольцевали группу, — сказал Митя, и Важенка впервые взглянула на него. — Полный цикл. Сами пишем, сами поем, сами играем, и все это на пределе возможностей. И все качественно — и тексты, и музыка, и Харрисон. Всему миру было предъявлено, что это могут делать не профессионалы.

Важенка заерзала на табурете. Смущенно перебила его:

— Может, уже “Битлз” послушаем? Ну, просто интересно.

Все загудели, обрадовались, точно это их собственный альбом просят поставить. Бросились помогать Мите советами.

— Да слышала, конечно! — отмахивалась Важенка от Ленечки. — Но не ушами ценителя, я в этом вообще как свинья в апельсинах! Просто раз уж об этом говорим, пусть фоном, да?

— Я не очень понимаю, о чем ты. Зачем мы пытаемся вычленить какие-то составляющие успеха, там же волшебство размешано во всей этой истории, — Митя, включая перемотку, прикрыл один глаз от дыма сигареты у него во рту. — Начиная с момента, что все они оказались в одном городе. Они поют не голосом, не горлом, чем-то другим. Вот они выбегают на сцену со всей этой своей радостью, энергией, обаятельные красавцы, улыбаются, дальше небесное пение.

— Они положили на музыку любовь, — с печальным вызовом сказала Лиля, смотрела куда-то поверх голов.

— Любовь, да, Лиля, любо-о-овь! — насмешливо пропел Никитин. — Куда без нее.

— Лиля права! — Митя был серьезен. — Они взывают не к разуму, а к чувствам. И это очень сильный ход, большая эмоция. Оттого такой огромный ответ. Битломанию имею в виду. Они знают, как задеть. Кстати, может, на подсознательном уровне. Они все время заходят с другой стороны в текстах. Вот как сейчас рок-клуб наш. Я убежден, что БГ сначала пишет, а потом только догоняет, о чем написал… Что, нет? Давайте Важенку спросим, вот о чем, собственно, Борис Борисыч?

— Точняк, — вскричал Ленечка. — Вот на фестивале все антивоенные песни были говно ровное! Нет войне, миру мир. И так ведь на все лады пережевывали. Ухо замазывается, ты уже не то что не слушаешь — не слышишь! А Цой взял и написал “Я объявляю свой двор безъядерной зоной”. Вспышка такая. У меня мурашки шли по коже, ей-богу. Как будто наконец по-русски заговорили.

Ленечка протянул Важенке косяк, ходивший по кругу. Она растерянно смотрела на него.

— Да что ж ты делаешь! — перехватил его Митя. — Девушке “пятку” предлагаешь, ну что за воспитание, Ленечка!

Заиграла знакомая, очень мелодичная вещь. Важенка даже не знала, что это битлы. Кто-то подпевал.

— Ну и что? Средний ударник? Да щас тебе, средний! Все время же бой, постоянный, и быстро как. Восьмушками в основном, да, Лиля?

Важенка почти не смотрела на Митю, но во всякую минуту точно знала, где он, каждое движение. Себя же ощущала в коконе его пристального внимания. Не успела она поискать глазами сахар, как Митя незаметно двинул к ней пузатую мельхиоровую вазочку. Случайно взглянула на форточку — одними губами: закрыть? Никто не замечал этой микроскопической заботы, и она безнаказанно упивалась ею, немного перебирая в желаниях. Ей совсем не хотелось курить, но она встряхивала пачку, и он тянулся с зажигалкой. Подняв глаза, благодарила.

— Она уже забыла, что ей повезло. Теперь она думает, что все заслуженно. С удовольствием переваривает все твои жертвы, и все бы ничего, но она ненасытна. Она не остановится, но еще сама не знает об этом.

Важенка вздрогнула, но это обсуждали личную жизнь Ленечки, безответно влюбленного в какую-то стерву.

— Никитин, не ешь так жадно, — ласково сказала Лиля. — Никто не отберет. Разве что Митька, он хотел крылышко.

— Нет уж! Что-что, а считать я умею. Крылышек у курицы всегда два, даже у такой завалящей, как эта. Пусть он ест свое, отдельное от меня крылышко, — Никитин даже вспотел от еды в своем тяжелом вязаном свитере. — Ленечка, я знаю, как тебе ее разлюбить!