Елена Посвятовская - Важенка. Портрет самозванки

Мите говорила, что днем готовится к экзаменам, и даже дня три подряд разбирала примеры вступительных прошлых лет. И какие-то задачки из “Кванта”. Вечером пересказывала Мите решение одной из них, восхищаясь его элегантностью. Он улыбался ее горячности. Сказал вдруг, что диплом Ленинградского Политеха — один из немногих, не требующих подтверждения за рубежом. У нее заалели уши.

Бабка дивилась на все это ее оживление, веселые глаза. После субботней уборки Важенка обнаружила свой стаканчик со щеткой и зубной пастой где-то под раковиной на трубе. Типа, на стеклянной полочке у зеркала могут стоять щетки только прописанных в квартире людей. Важенка рассмеялась и отнесла стаканчик к себе в комнату: все равно она ходила в ванную с большой косметичкой, ну нет у нее там шкафчика. Будет прихватывать с собой и стакан. Зато гарантировано, что бабка однажды не вычистит унитаз ее зубной щеткой.

Зинаида Леонидовна смех слышала, присмирела. Но было видно, как раздражает ее спокойная улыбка Важенки в ответ на яд нападок. Улыбка снисходительная, прощальная, точно в преддверии скорых перемен, далекая, значение которой бабка не отгадывала, но от которой ей было не по себе, и, может, тогда — ну ее в пень, эту сопливую жиличку.

Ночами бабка заходилась от кашля — подхватила где-то в июньских сквозняках. Один раз Важенка постучала к ней в дверь, придерживая на груди халат. Зинаида Леонидовна, вся обвязанная пуховыми платками, открыла не сразу, долго вставала с постели, охала: чего тебе? Важенка протянула банку с нутряным свиным жиром, еще от Дерконос. Наказала размешать в горячем молоке с медом и три раза в день. А если растирать надумаете, немного водки туда, где-то две столовых ложки на полстакана. Бабка кивнула, банку с салом приняла. Засыпая, Важенка улыбалась и думала, как легко быть хорошим человеком и какими словами вскользь расскажет об этом Мите.

Они ни разу не попались. А ведь она даже хотела этого, страшилась немного, что выбор будет не в ее пользу, но, скорее всего, в ее. Только однажды на рассвете она столкнулась у Митиных дверей с соседкой справа. Та изумленно уставилась на нее, но Важенка приветливо кивнула, а вечером соседка увидела ее во дворе уже вместе с Лилей. Успокоенно причислила к рангу подруг. Даже если ей и вздумается обсудить то утро с Лилей, оно непременно растворится в череде многих, когда всей командой засиживались до петухов и уходили с рассветом, нередко поодиночке, и так бывало.

Внимательнее всех буравил их взглядом Никитин, ну и что с того? На людях они были невинны, как Лилины фиалки на подоконниках, к тому же формально Митя теперь ничей, и такой же одиночкой числилась Важенка. Засунь свой буравчик знаешь куда, Никитин!

— У него кто-то есть! — сказала Лиля, глядя в окно.

— Почему ты так думаешь? — растерялась Важенка, осторожно поставила чашку на дно раковины.

— Иногда приходит ко мне ночью и так запальчиво… — Лиля обмахивалась газетой, как веером, и Важенка уже знала, что это скрипичное упражнение для левой руки. — Так страстно говорит, и казалось бы, только обо мне, какая я хорошая, замечательная. Все время пересказывает тот день, когда в меня влюбился.

Важенка подняла голову, уперлась взглядом в лампу над мойкой. Лиля закурила.

— Я сначала удивлялась, смеялась. А потом почувствовала, такая стена, знаешь, такое вежливое безразличие. Он ведь и про меня только потому, что ему о ней говорить хочется, эмоцию некуда разместить, она его перехлестывает, и тогда на подсознанке — “ты такая особенная, чудо, чудо, такая необычная”, — Лиля выпустила одно за другим колечки сигаретного дыма. — А до меня не дотрагивается, и взгляд куда-то в себя. Потому что это не обо мне, о ней…

— О ком? — обомлела Важенка и выключила воду.

— Есть там один молодой специалист с косой до жопы. У него в отделе, — балуясь с дымом, протянула Лиля.

— Подожди, но ты же сама говорила, что вы расстались, — с вызовом сказала Важенка, повернувшись к ней, оперлась о раковину. — Может, тогда и пусть?

— Может, и пусть! — произнесла Лиля и затушила окурок в горшке обожаемого ею бальзамина.

Лиля, какая-то новая, летняя, широко распахнула дверь. Вроде ее обычные гребни, топазы, но нет — незнакомая продувная кофта, связанная крючком, и сквозь нее вдруг грудь и плечи. И длиннее всегдашнего стрелки на глазах. Заговорила ее с порога.

— Скорее-скорее, там мальчики поспорили на червонец, что Митя достанет потолок спиной. Он обещал. Потолок спиной! Пошли-пошли.

Важенка идет за Лилей и не понимает, как это внезапно они поменялись ролями. И раньше она даже не думала, что главная была у нее, вот только теперь поняла, когда ее лишилась. Даже оглянулась назад, словно оставила там у порога на коврике прежнюю себя. Не спрашивать же у самой Лили, которая умела быстро и четко раскладывать жизнь по местам, знала ответы на все вопросы.

Важенка поздоровалась, Митя отвел глаза.

Он переспал с ней, ахнула внутри. Дрожали пальцы, разминая сигарету.

— Потолок спиной? — хрипло переспросила Важенка.

Это была ее шутка, ее рассказ, как однажды в общаге поспорили про “потолок спиной”. Только ставки были меньше. Кажется, по рублю, но, впрочем, их было много против одного зачинщика. Он вылетел в коридор, положил ладони на стену и ловко ушел в распор, утвердив ступни на противоположной стенке. Потом так и пошагал по ней ногами, спиной к потолку, сноровисто переставляя руки. Должно быть, он так выиграл уже немало споров. Важенка помнит, что было весело и совсем не жалко рубля. Митя проверил этот трюк, быстро и без труда забравшись так наверх в самом узком и низком из-за антресолей месте квартиры. Там, где из коридора входили в кухню. Она смеялась внизу, пока он парил на потолке. Его перевернутое, счастливое лицо.

Вот и сейчас он лихо туда взлетел, и она так же стояла, запрокинув наверх улыбку, и думала, что, скорее всего, ошибается.

После на кухне Важенка принялась что-то рассказывать, разошлась, сама себя тащила из болота. Горячий чай поджег глаза, разрумянил щеки. Он смотрел нежно, хохотал, показалось! Внезапно Лиля приблизилась к нему со спины и незаметно поцеловала в макушку. Снова в каких-то прежних, подтвержденных ночью правах. Он недовольно мотнул головой, но поздно — поцелуй не отменить. Лиля в сиреневом дыму улыбнулась по-змеиному.

А потом посреди разговоров, сквозь сигаретную муть, сквозь стеклянную горку с посудой, в зеркальных отражениях Важенка увидела, как долго он потягивался руками в небо, пока Лиля перед ним что-то говорила, говорила, а потом вдруг шутливо обрушился сверху на ее плечи, и теперь уже нет никаких сомнений.

Распрощалась наскоро, пряча глаза, на сером тканном коврике бессмысленно алели туфли. Зачем-то сочетаясь. Его потерянное смазанное лицо в закатном свете из кухни. Где-то совсем на заднем плане, за темными силуэтами провожающих.