Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

— Ах, вот что, — произносит Леопольд и направляется к калитке. На улице еще раз оглядывается и видит, что мужчина с равнодушным видом глядит ему вслед. Объяснение достаточно убедительное, говорит себе Леопольд, но тут же ставит себя на место того мужчины: если б он, Леопольд, копал яму и кто-то спросил, что он делает? Прежде всего он удивленно посмотрел бы на любопытного незнакомца или рассмеялся. Несомненно, он не стал бы торопиться с объяснением, а спросил: вам-то какое дело? Или отделался какой-нибудь шуткой. Но этот человек…

Завтра непременно прогуляюсь сюда, решает Леопольд и тут же представляет себе, как долго придется ждать на улице подходящего момента, чтобы незаметно прокрасться к яме и посмотреть, действительно ли туда снесено старое барахло. Усмехнувшись над собой, он приходит к решению выбросить из головы и яму, и того, кто ее копает. Счастливой семьи, которую он искал, увы, здесь нет, и тогда его осеняет: ведь всего в двухстах метрах отсюда дом, где живет отец. И внезапно у Леопольда появляется желание проведать его.

После того как они с Аннели получили отдельную квартиру, Леопольд редко навещал отца. Раз или два в году. С переездом их связи словно оборвались (а может, и не было прочных связей и все сводилось лишь к общей жилплощади?), у отца теперь была другая семья, и вряд ли ему так уж хотелось видеть сына. Брат же, напротив, часто захаживал к ним в гости, впрочем, он с детства был любимцем отца, и, значит, что-то связывало их. С тех пор как Леопольд в последний раз, в ноябре, был у отца на дне рождения, прошло уже более полугода.

В тот раз он долго колебался, дарить ли отцу картину, в конце концов все же взял ее под мышку и пошел. Он не надеялся, что обрадует этим именинника, скорее этот подарок был своего рода провокацией, потому что культура для отца была совершенно чуждым понятием — он жил своей жизнью, ни разу не взяв в руки книгу (во всяком случае, Леопольд никогда не видел его за чтением), и единственным соприкосновением с духовным миром был для отца телеэкран, если передачи, которые он смотрел, вообще содержали в себе что-то духовное. Но, несмотря ни на что, Леопольд пожелал старику счастья, вынул из бумаги картину и протянул отцу, тот взял ее (недоверчиво, осторожно?) в руки, разок взглянул, затем прислонил к стене. Он не сказал ни слова, даже не поблагодарил, только спросил: как поживаешь или что-то в этом роде и, не ожидая ответа, начал рассказывать, что Лембит сейчас в спортивном лагере и поэтому не смог поздравить его. Леопольд посидел с часок и ретировался, а после искренне жалел, что подарил картину. У него было такое чувство, словно он нанес своей картине обиду, в особенности представив себе, как она стоит у стены, а спустя неделю перекочует в кладовку, как в тюрьму.

Сейчас, направляясь проведать отца, Леопольд вынашивает странный план: он отыщет картину где-нибудь за шкафом или в кладовке, потихоньку вынесет ее на улицу и, уходя, захватит с собой. Попросить вернуть подарок вроде бы неловко, но Леопольд уверен, что исчезновения картины никто никогда не заметит — словно ее и не было, ибо едва ли у обитателей этого дома хоть раз мелькнет в голове мысль, что эта картина олицетворяет собой муки и терзания, радость и наслаждение человека, ожившие в красках.

Леопольд выходит на улицу своего детства, он долгое время считал эту двухэтажную каменную постройку родным домом, и ему вспоминается охватившее его чувство тайной гордости, когда дом стал расти. Большинство его одноклассников жили в индивидуальных домах. Этим не щеголяли, просто так уж повелось в пригороде. А они снимали квартиру, и он стыдился этой жизни. В детстве всяким внешним факторам придается особенно большое значение (как это ни глупо), бывает, плачешь в подушку, думая о несправедливости этого мира — почему именно ты не родился принцем. А сейчас, когда после долгих блужданий по свету, усталый и измученный, он возвращается в отчий дом и все в воспоминаниях и мечтах становится прекрасным, и не хочется верить, что то, что он видит, и есть реальность, он не испытывает сыновнего чувства.

Дома здесь расположены лишь по одну сторону улицы, вернее, покрытой слоем щебенки дороги. По другую сторону высится железнодорожная дамба, мистическое продолжение той самой узкоколейки, по которой в его детстве маленький паровоз тянул три-четыре вагона, а за дамбой начинаются болота. Здешние дома построены по одинаковым, нагоняющим скуку проектам, они безлики, невыразительны, окружены сетчатым забором, за которым тянутся огороды, где выращивают картофель, а в парниках с полощущимися пленочными стенами — огурцы и помидоры; здесь не встретишь ухоженных лужаек и клумб с цветами, а если где и увидишь цветы, то лишь для нужд рынка и в большом количестве. Это практичные дома и сады практичных людей, ценность цветка не красота, а рубль, каждый клочок земли должен приносить выгоду, иначе он ни к чему.

Дверь открывает жена отца, и Леопольд говорит: «Здравствуй, мама». Вилге смеется хихикающим смехом, как бы говоря этим: ну ты и шутник, какая я тебе мама. Конечно же не мама, думает Леопольд, разве женщина, которая всего на шесть лет старше его, может быть матерью взрослого мужчины.

Он входит в комнату, где маленький мальчик с грохотом катает игрушечный автомобиль.

— Арно, скажи своему брату здрасте, — велит Вилге. Мальчишка на миг перестает громыхать, исподлобья смотрит на Леопольда, затем продолжает играть. — Арно, — уговаривает мать, но мальчишка не обращает на нее никакого внимания. — Он боится тебя, так редко видит, — извиняется Вилге за сына, хотя ясно, что ребенок вовсе не боится, просто не хочет слушаться, считает это необязательным, знает, что при госте на него не рассердятся. Леопольд садится и только тогда с удивлением замечает, что на стене висит подаренная им картина; она вставлена теперь в богатую причудливую раму, он еще не видел своих полотен в таких роскошных рамах и подходит, чтобы разглядеть ее поближе. Вилге поясняет:

— У нас здесь неподалеку живет плотник, у него я и заказала; знаешь, — она снова хихикает, — я несколько раз заставала Арведа перед этой картиной, словно он хотел что-то отыскать в ней. А как заметит меня, сразу же делает вид, будто ищет что-то в шкафу. Наверное, ему нравится твоя картина, просто он не решается признаться в этом.

Арвед?.. В первый момент Леопольду не совсем ясно, о ком идет речь, ему странно, что отца называют по имени; для них с братом да и для матери он всегда был просто отцом, но, очевидно, у новой семьи свои привычки, рассуждает он, достает из кармана сигареты, замечает в пепельнице окурки (интересно — ведь отец не курит?), но на всякий случай протягивает пачку Вилге, та тотчас берет сигарету, разминает ее в пальцах и ждет, когда ей поднесут спичку.