Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

Это открытие столь неожиданно (неужели он только сейчас проснулся?), что ему необходимо глотнуть воздуха. Леопольд в смятении. В неведении. Как все это могло случиться, и что еще произошло в действительности? Но смятение быстро проходит, он подвигается поближе к женщине, после некоторых колебаний обнимает ее, пальцы касаются гладкой кожи, затем рука ползет кверху, нащупывает округлость груди, нежно сжимает ее. «Теэт, золотко, я бы хотела еще чуть-чуть поспать», — слышит он сонный голос.

Он цепенеет: это просьба одного близкого человека, обращенная к другому близкому человеку, а он обманом проникший сюда тип — лже-Дмитрий, самозванец… Однако рука продолжает гладить тело женщины, пробуждая его ото сна, и спокойное дыхание женщины становится прерывистым. Леопольд всем телом приникает к ней и чувствует, как его охватывает беспредельная нежность, нет, блаженство… Нежность и блаженство всецело овладевают Леопольдом, и внезапно все кончается.

Женщина быстро отстраняется, словно хочет убежать от него, и садится. Он видит ее взволнованное, удивленное, испуганное лицо и отодвигается подальше. У Леопольда такое чувство, будто он это не он; самозванец, лже-Дмитрий разоблачен, сейчас ему отрубят голову, палач уже занес топор… Что-то было не так, думает он и слышит, что произносит эти слова громко, во всеуслышание, и уже не может взять сказанное обратно. Женщина весело смеется. Плечи ее вздрагивают, на миг Леопольду кажется, что она плачет, но вот она поднимает смеющееся лицо, и ему ничего не остается, как тоже улыбнуться ей.

«Что-то в самом деле было не так», — в конце концов произносит женщина и фыркает, словно речь идет о чем-то очень смешном — забавной истории или анекдоте, но Леопольд не разделяет ее веселья, и вот они уже сидят на широкой постели и не знают, что сказать друг другу. «Я пойду», — наконец произносит Леопольд, ища глазами свою одежду.

«Вот как, — удивляется женщина, — полночи ты объяснялся мне в любви, клялся в вечной верности, а теперь уходишь». — Она все еще улыбается, а Леопольд пытается мысленно завязать шнурки на туфлях, которые то и дело, словно назло, развязываются.

Теперь жена Веннета, видимо, понимает, что Леопольду не до шуток, потому что вдруг спрашивает совсем другим, заботливым голосом, хочет ли Леопольд морса, встает и идет к буфету. Он смотрит ей вслед.

Слышится бульканье наливаемого морса, затем звон разбившегося стакана.

«Не понимаю, какого черта мужчинам дана привилегия шляться. Он где-то развлекается, а я сиди дома и жди! И у меня могут быть свои желания».

Шнурки так и остаются незавязанными. Утро не похоже на вечер. Реальная жизнь не то, что рисуется в воображении. На полу валяются осколки стекла. Жена Веннета сидит на табурете и плачет. Жизнь безнадежно запуталась, и распутать ее не так просто.

Леопольд подходит к жене Веннета, ему хотелось бы утешить ее. Нет зрелища печальнее, чем плачущая женщина. Но не находит нужных слов. Слова бессильны: они лгут, либо чтобы утешить, либо чтобы ободрить. Он гладит ее волосы. Двое несчастных людей. (Но почему я несчастен, думает Леопольд. Меня же никто не обижал.) И все же они двое несчастных людей.

В ателье прохладно. «Не простудись», — говорит Леопольд, и мокрое от слез лицо прижимается к его груди. Плач стихает. Они очень близки сейчас. Одни на всем свете.

Леопольд идет узкой городской улицей, под ногами брусчатка — чей-то труд и пот. Он поднимается по лестнице, хотя ему вовсе и не надо в ту сторону. Солнце стоит высоко, позднее утро, но все же изнуряющей жары пока еще нет.

Вокруг старых домов чисто, даже воздух кажется здесь свежее, тут редко встретишь прохожих, разве только откуда-то из-за угла появится группа туристов. Вид на город. Внизу шумит улица. Внизу у всех свои дела, цель, заставляющая куда-то идти, в зале Дома художника собирается жюри, чтобы отобрать картины на выставку. Где-то находится таинственное увеселительное заведение. Жена Веннета появляется на работе с двухчасовым опозданием и говорит: «Извините, опоздала, но у меня в гостях был Леопольд». Очевидно, это убедительная причина. Тем более что Леопольд действительно у нее был — а ей надо расквитаться с мужем.

Он до сих пор не знает, как зовут жену Веннета. Это невероятно. Как невероятно и то, что он был в гостях у удивительной женщины только ради того, чтобы она могла отомстить мужу. Эта мысль жужжит в голове Леопольда, иглой впивается в мозг, врезается острым осколком стекла.

Но белой пустоты не возникает.

Сегодня поднялся ветер, теплый ветер, и облака, несущиеся по небу, кажутся мягкими, словно ватными; Леопольд опирается на плитняковый парапет и смотрит на свой родной город. На синее море. На гавань. На белый пароход. Когда-то, чтобы увидеть белый пароход, поднимались на Ласнамяэ, теперь это можно сделать, не выходя из квартиры панельного дома. Белый для многих означает надежду, а для него — пустоту. Живопись — заполнение пустоты.

С женой Веннета они говорили о его картинах (почему он все же не знает ее имени, не может же он все время думать о ней, как о жене Веннета, как о его собственности, едином с ним целом), и она призналась, что с нетерпением ждет его новых работ, затем сказала, что для того, чтобы стать хорошим художником, недостаточно просто писать хорошие картины, надо поставить перед собой задачу, превышающую твои силы, отказаться от малого ради создания чего-то большого, и, когда завершишь это большое, перед тобой снимут шляпу («Театральный роман» Булгакова). Именно в этом булгаковском кредо и заключена истина. Попасть на выставку не должно быть самоцелью. Цель — прыгнуть с сорокаметровой скалы в море, зная, что уцелеешь.

Седовласый мужчина фотографирует город, фотоаппарат щелкает, и кто-то спроецирует потом на стенах своей квартиры виды его родного города. Но, возможно, скоро диапозитивы перекочуют в какую-нибудь коробку, а после смерти седовласого мужчины о них вообще позабудут.

Леопольд не знает, как быть с женой Веннета. Ему трудно вычеркнуть ее из памяти, но она любит Веннета, она с ним единое целое. Вечность измеряется всего лишь несколькими часами (он, кажется, недавно говорил это кому-то). Они лишь накануне вечером узнали друг друга, а сейчас это кажется ему вечностью. Супруга известного художника и мальчишка…

Он не понимает, почему в голову лезут такие мысли. В действительности он ведь ждал приключения, надеялся на него, жаждал близости женщины и в конце концов проснулся в постели рядом с ней. Это должно было бы разрешить все. Снять напряжение. Но он никогда еще не ощущал такого напряжения, как сейчас.

Внизу, за плитняковым парапетом, меж острых выступов стен зияет провал. Двадцать метров и вечный покой. Кто бы стал оплакивать его? Отец? Брат? Через несколько дней все забудут о нем. Как будто его и не существовало. Он думает, что большинство людей боится смерти, но еще не знает, боится ли сам. Смерть здесь, у этого парапета, явилась бы ценой одного неосторожного движения. Все в мире имеет цену. Все ли? Толпа туристов окружает Леопольда. Щелкают фотоаппараты, кое-кто нагибается и заглядывает вниз. Интересно, возникает ли у них желание броситься с этого обрыва?