Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

Придется уповать на счастливый случай, с горечью вздохнул он, и тотчас его охватило чувство безнадежности: возможно, Марре и не живет больше в этом городе, переехала, вышла замуж, заболела, лежит с переломом в больнице (только не это!..), а если он вдруг и встретит ее на улице, то ведь не сможет сказать: «Марре, выходите за меня замуж»… Они поздороваются, перебросятся словом-другим, и Марре скажет, что куда-то торопится…

Ему следовало бы написать ей. Кстати, он написал ей штук десять писем, но все они отправились в мусорную корзину, ведь не напишешь же: здравствуйте, Марре, как Вы поживаете, что нового… Точно так же, как не напишешь: дорогая Марре, я Вас люблю… В письме ничего такого не скажешь, одни пустые слова, Марре прочтет их, пожмет плечами, в лучшем случае ответит. А если не ответит?.. И после того, как было написано это множество неотправленных писем, у него осталась одна-единственная возможность: он поедет в город, где живет девушка, позвонит в дверь, Марре откроет, он протянет ей букет роз, Марре удивится, поразится, обрадуется; они будут пить кофе, беседовать, вспомнят прогулку у моря, Таавет расскажет столичные новости, Марре прочтет несколько своих последних стихотворений, а потом…

Таавет с грустью вздохнул, достал из портфеля бритву и стал водить ею по заросшему щетиной подбородку. Безвыходных положений нет, вероятно, и в этом городишке имеется адресное бюро, и, причесываясь перед зеркалом, Таавет попытался улыбнуться себе, что с того, что улыбка получилась вымученной.

На дворе сверкало теплое солнце, стояла ранняя весна, и хотелось дышать полной грудью, люди шли в распахнутых пальто, многие с непокрытой головой, в желобах журчал растаявший снег, еще несколько дней, и, вероятно, кое-где зазеленеет. Вот и весна, думал Таавет, она могла бы стать для меня особой весной. На краю городской площади красовалась лимонно-желтая будка с надписью «Продажа цыплят». Таавет прикинул, что адресное бюро помещается, видимо, в такой же будке, прежде у него никогда не было нужды пользоваться услугами подобного учреждения, и когда он сейчас осведомился у нескольких прохожих, где оно находится, те лишь пожали плечами. Можно было бродить по улицам наугад и надеяться, что Марре попадется ему навстречу, но с таким же успехом можно было пойти и на автобусную станцию, где уж, безусловно, знают местонахождение адресного бюро, однако Таавет продолжал стоять на углу улицы, слева и справа от него парами стояли женщины и без конца разговаривали, разговаривали. Внезапно ему почудилось, будто он услышал имя Марре, вздрогнув, он обернулся, и тут его взгляд приковала афиша, написанная крупными синими буквами: «ВЫСТАВКА КАРТИН МАРРЕ ВЯРИХЕЙН». Быстро подойдя поближе и не веря тому, чему очень хотелось поверить, Таавет вновь и вновь перечитывал: в субботу, 12 апреля, в 17.00 в Доме культуры открывается выставка… Казалось совершенно невероятным, что в одном городе живут поэтесса и художница с одинаковыми именем и фамилией — несомненно это его Марре, и он уже твердо знал, что меньше чем через час они встретятся.

Подобные вещи происходят лишь в кино, мелькнула в голове у Таавета веселая мысль, и к этой услышанной где-то фразе прибавилась другая: льет, как в кино… Но с голубого неба ничего не лило, и Таавет внезапно почувствовал, что не знает, куда податься, люди останавливались, чтобы прочитать объявление, Таавет отошел в сторонку, и прошло немало времени, прежде чем он догадался спросить, где находится Дом культуры.

— Ах, Дом культуры, — повторил полный мужчина в пальто с каракулевым воротником, — так ведь вон он, Дом культуры. — И указал на видневшееся в конце улицы здание цвета охры, украшенное колоннами. — Других таких шикарных домов в нашем городе нет, — добавил он, смерив Таавета с головы до ног недоверчивым взглядом, словно желая убедиться, достоин ли он узнать, где находится самый красивый дом в городе.

— Спасибо, — поблагодарил Таавет.

— Спасибом сыт не будешь, — сказал мужчина, все еще разглядывая Таавета. «Может быть, он хочет денег?» — пронеслась у Таавета абсурдная мысль.

— Я не хочу, — спокойно произнес мужчина. — Лично я не хочу ходить в Дом культуры, мы смотрим дома телевизор. А у вас есть телевизор?

— Есть, — ответил Таавет, — но… — Он собирался сказать, что редко смотрит телевизор, когда действительно идет что-то стоящее, но мужчина, недослушав его, повернулся спиной и степенно, вразвалку, удалился. Таавет посмотрел ему вслед, и вдруг ему стало стыдно, что хотел ответить мужчине с такой простодушной прямотой.

«Итак, Марре художница…» — пробормотал он, стараясь свыкнуться с этой мыслью. Ему вспомнилось, как Марре разглядывала пень, выброшенный волнами на берег. «Это лисица-воровка», — сказала она, и действительно, на первый взгляд ничем не примечательный пень начал внезапно подкрадываться, готовый вот-вот схватить какую-нибудь из кур. Затем разговор коснулся искусства, и Таавета восхитила осведомленность Марре. Вероятно, только скромность помешала ей в тот раз рассказать о своих работах. Все это сейчас подогревало любопытство Таавета. Он просто не в силах был ждать часа, когда откроется выставка, и в то же время понимал, что с его стороны было бы проявлением крайней назойливости тут же отправиться в Дом культуры, ибо конечно же Марре сейчас не до него, у нее хлопот полон рот, ей приходится сломя голову носиться, что-то улаживать, устраивать, и посему Таавет решил где-нибудь перекусить, а перекусить можно было в кафе, вывеску которого он уже долгое время внимательно изучал, не понимая, зачем ему это надо. Кафе «Лесная дева». До этого времени он о лесных девах ничего не слышал, правда, в сказках встречались дочери лесных фей, но… «Что — но… — буркнул про себя Таавет. — Главное, чтобы эта лесная дева предложила бы мне чего-нибудь горяченького».

Сдав в гардероб пальто и шляпу, Таавет вошел в просторный неуютный зал, где в ящиках, заполненных галькой, росли самые разные растения, а заднюю стену украшала чудовищная мозаика, которая, по всей вероятности, должна была изображать аллигатора, пожирающего лесных дев, а может быть, и танец лесных дев вокруг поверженного дракона. За столиками, выдержанными в национальном стиле, на таких же стульях сидели по-воскресному принаряженные люди. Таавет пытался найти укромный уголок, где бы он мог остаться наедине со своими мыслями, но неожиданно на глаза ему попался репортер, он сидел под пальмой и прикладывался к рюмочке. Таавет уже повернулся, чтобы отправиться перекусить куда-нибудь в другое место, когда знакомый всей республике приветливый голос репортера пригвоздил его к месту. «Привет ученым!» — крикнул он на весь зал, и Таавету не оставалось ничего иного, как вздохнуть под тяжестью устремленных на него десятков пар глаз и, изобразив на лице фальшивую радость, которую якобы доставила ему встреча, направиться к репортеру.