Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

Изматывающее нервы состояние, которое он испытывал утром, стало рассеиваться, уступая место приятному сознанию, что, возможно, скоро он увидит Марре, и мысли его перенеслись в осенний лагерь творческой молодежи, где они впервые встретились. Фотография Марре в молодежном журнале из черно-белой превратилась в цветную, сжатые в задумчивости губы разомкнулись, на них появилась улыбка, а глаза неотрывно глядели в глаза Таавету.

Таавет должен был ехать в этот лагерь в составе делегации молодых ученых и полагал, что дни, проведенные там, станут в его жизни знаменательным событием. В течение всей недели, предшествовавшей поездке в лагерь, он мысленно участвовал в увлекательных беседах, спорах, придумывал вопросы, на которые хотел получить ответ у той или иной молодой знаменитости… Но вышло так, что никто из «настоящих знаменитостей» не приехал, люди со скучающими или равнодушными лицами слушали лекции, играли в бридж, сидели в баре… И спорить никто не хотел. Таавет чувствовал себя обманутым. «Я совсем не так представлял себе творческий лагерь», — сказал он за обедом сидящей рядом с ним скромной светловолосой девушке. «Люди здесь кажутся ужасно важными», — посетовала девушка. Таавет еще раньше приметил ее, в самом деле, казалось, будто она очутилась среди этих людей по ошибке — испуганная, беспомощная; выяснилось, что Марре была единственной, кого пригласили сюда из этого провинциального городка, она никого тут не знала, и Таавет старался сделать все, чтобы девушка не чувствовала себя одинокой.

С удивительной ясностью отпечаталась в памяти Таавета та лекция по современному искусству, когда в полутемном зале на экране одна за другой сменялись аляповато-яркие картины, а сдобренный остротами гладкий рассказ искусствоведа изобиловал «измами» и известными и неизвестными именами. И неожиданно Таавет как-то по-особому ощутил присутствие Марре. Он ни разу не взглянул на сидящую рядом с ним девушку, он запрещал себе делать это, хотя чувствовал ее дыхание, запах, каждое биение ее сердца и дрожь, как будто они стояли рядом, лицом к лицу, прильнув друг к другу…

А затем наступил прощальный вечер. В просторном предбаннике сауны пили пиво и танцевали. Таавет не мог забыть, как он танцевал с Марре, как впервые прикоснулся к ней, обнял за плечи и подумал, что сейчас его сердце остановится. Но оно не остановилось, был благословенный миг, казавшийся неправдоподобным, и хотелось, чтобы он длился вечно… Дабы не показаться навязчивым, Таавет разрешил Марре танцевать с другими, и все же ему хотелось выбежать на середину зала и крикнуть им всем, что ни у кого нет права прикасаться к Марре. Вероятно, он так бы и поступил, заметив, что некий художник, пьяный и отвратительный, прижал к себе Марре и стал весьма недвусмысленно поглаживать ее плечо, но тут танец кончился, Марре подошла к нему и предложила пойти погулять. «Все здесь так чуждо мне, — сказала она, — я хочу уйти отсюда».

Они отправились вдоль берега моря. Земля подмерзла, от тонкого снежного наста вокруг было бело, а от тихо плещущего моря веяло теплом. Они почти не разговаривали, слушали море, сидя на торчащей из песка коряге, слушали тишину, пока не замерзли. «Я бы хотела жить у моря, — сказала Марре, — мне кажется, только счастливые люди живут у моря».

Прогулка подошла к концу, уже слышалась танцевальная музыка, в освещенных домиках звучали громкие оживленные голоса, в воздух со свистом взмыла красная ракета, весь мир на миг окрасился неестественным светом, а затем обрел обычные краски. Таавету хотелось выговориться — в голове лихорадочно проносились слова, но ни одно из них не осмелилось сорваться с губ. Какая-то нелепая судорога лишила его дара речи, и каждый шаг приближал разлуку, грозил потерей Марре, отнимал возможность сказать ей о своих чувствах.

Ни Марре, ни Таавету не хотелось больше танцевать, и когда он проводил девушку в ее комнату, они встали у окна и долго глядели в темноту, где, скрытое от взора, угадывалось море, плещущее о берег. Вечер кончился. Таавет ничего не успел сказать Марре, но внезапно девушка взглянула на него и произнесла: «Вы такой серьезный человек, с вами хорошо и надежно». Но тут актриса провинциального театра, рано улегшаяся спать, подняла голову с подушки и сердито спросила: «Уж не думаете ли вы здесь заняться сексом?»

На следующий день, рано утром, Марре уехала на попутной машине, и больше они не виделись.

Сейчас, в отеле маленького городка, эти чудесные воспоминания ласково убаюкивали Таавета, и только губы его еще шептали строки стихов:

…А затем наступил тяжелый, без сновидений, сон.

послеобеденные мрачные настроения, и как одно объявление поднимает дух нашего героя — нет ничего хуже нежелательного общества — жители захолустного городка: таланты и поклонники и некто по имени Оскар — весьма современные вариации на тему «Первый бал Наташи Ростовой».

Был послеобеденный час, когда в залитом солнцем номере отеля Таавет открыл глаза. Этот репортеришка, очевидно, уже отправился поддавать, с издевкой подумал Таавет, но тут его взгляд остановился на открытом молодежном журнале, лежавшем на одеяле, и он почувствовал, как краска заливает его лицо: не может быть, чтобы репортер не заметил журнала. Таавет представил себе пошлую ухмылочку на лице соседа по комнате, и настроение у него вконец испортилось. Он боялся быть смешным. То, что он картавил, сделало его сверхчувствительным, даже малейшая тень улыбки на чьем-либо лице приводила его в панику, заставляла в отчаянии искать причину в самом себе… Он помнил, какого нервного напряжения стоил ему визит в редакцию молодежного журнала, где он нес несусветный вздор, не решаясь спросить адрес Марре. Так и ушел несолоно хлебавши, чтобы через неделю явиться снова. «Ах, вот оно что», — произнес редактор, выслушав его просьбу, и Таавет почувствовал себя так, будто он стоит перед редактором голым; все то время, пока он околачивался возле редакции, он больше всего боялся именно этого ничего не говорящего «ах, вот оно что»… И вот теперь этот визит оказался совершенно напрасным. Он вновь пошарил в карманах и в портфеле, но записной книжки не было. Ему оставалось лишь клясть себя за то, что не выучил адрес наизусть, но он привык вместо памяти пользоваться записной книжкой, не помнил ни одного номера телефона и однажды, шутки ради, записал даже год и день своего рождения.