Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

Еще вчера, после продолжавшихся несколько дней дождей, погода прояснилась, потеплело, облака, очень белые, словно приклеились к небу, и светлая летняя одежда на людях сразу расцветила город, придав ему беззаботный и даже чуть-чуть легкомысленный вид. Прантс стоял на автобусной остановке, он смертельно устал; ему хотелось сесть прямо здесь, на краю тротуара, но на остановке было многолюдно, и он не решился. А ведь двадцать лет назад при точно таких же обстоятельствах ему и в голову не пришло переживать из-за того, что подумают о нем люди, — он просто сел и стал смотреть, как ветер поднимал и кружил по асфальту песок или пыль, и погода была такая же — стоял конец лета. Вслед за этим воспоминанием всплыло и другое: он был тогда не один, рядом сидел кто-то из его бывших друзей, они приехали на автобусную станцию, а оттуда отправились дальше, в Отепя, где жили до тех пор, пока деревья не оделись в золото и багрянец и осенний ветер не стал срывать с них листву. Он подумал, что такой удивительно прекрасной поры уже никогда не будет в его жизни, как и того, что он, не стесняясь, усядется на тротуар отдохнуть. Подъехал автобус, Прантс, не взглянув на номер, влез в него и сел на свободное место. Сердце побаливало; эта боль напоминала зубную, которая то затихала, то усиливалась, он закрыл глаза, расслабился и вдруг увидел, как он мальчишкой гребет на лодке по реке Пирита; с кормы на него одобрительно смотрит отец, улыбается, и мальчику кажется, будто с каждым взмахом весел в его худеньких руках прибавляется силы, он горд и счастлив; когда из воды под серебристыми ивами вытаскивали утопленницу, отец сказал ему: греби быстрее. На утопленнице было светлое платье, и длинные темные волосы прилипли к ее шее и платью.

В тот момент, когда автобус проезжал мимо родильного дома, Прантс открыл глаза с таким ощущением, будто он сам только что тонул: шея взмокла от пота, рубашка липла к телу. Он не мог дольше находиться в этом душном и раскаленном автобусе. Доехав до следующей остановки, он сошел и на свежем воздухе почувствовал себя неизмеримо лучше. Автобус Прантс перепутал и очутился там, где не бывал уже долгие годы. За это время люди успели понастроить здесь множество больших домов, разбить почти под самыми окнами родильного дома огромную площадку для стоянки машин и обнести ее оградой, некогда заброшенные пустыри были разровнены и превращены в зеленый сквер. Прантс разглядывал этот городской ландшафт, и ему пришло в голову, что все эти детали, которые он здесь видит, можно использовать в каком-нибудь рассказе, например, поиронизировать насчет того, как расположена стоянка. «И тогда они решили сделать возле родильного дома стоянку для автомашин, чтобы младенцы с первых же минут своей жизни привыкали к выхлопным газам…» — стал импровизировать он, затем закурил сигарету и тропинкой вдоль ограды направился к виднеющейся вдали сосновой роще.

Несколько лет тому назад, когда Прантс еще жил в центре города, он часто гулял здесь — ему нравились старые сады с заросшими бурьяном грядками и одичавшими плодовыми деревьями. Траву здесь никто не косил, и она была высокой по грудь и сочной. То, что почти в самом городе был пышный уголок живой природы, рождало странное чувство, будто ты находился в сельской местности и все еще недавно терзавшие тебя повседневные заботы сменялись беззаботностью и покоем уединенности. А теперь здесь культурный парк со стерильными, покрытыми гравием дорожками и недавно посеянным газоном, оставлявший у Прантса впечатление, что он прогуливается в районе крупноблочных домов, ставшем для него за последние годы таким привычным. И он подумал: ни в одну эпоху не строили таких безобразных, унылых, вызывающих чувство безысходности коробок; эти дома, даже когда постареют, не станут значительнее — безликая массовая продукция, как и эта недавно созданная, ничего не говорящая ни уму ни сердцу зеленая зона.

К счастью, парк был только видимостью — газон кончался за стоянкой машин, а дальше начиналась добрая, не тронутая рукой человека природа. Прантс ощутил приятное чувство своей отдаленности от города: в высокой траве были протоптаны тропинки, над темно-желтыми шапками цветов порхали бабочки, шмели, дети прогуливали собак и, наоборот, собаки — детей, слабый ветерок доносил до Прантса влажное тепло. В кустах мужчина обнимал женщину — неподвижные и как бы слившиеся воедино фигуры. Прантс усмехнулся при мысли, что, наверное, оба они нарушают супружескую верность и нашли себе приют в уголке дикой природы. Мужчина был его возраста, женщина значительно моложе. Сорокалетний и тридцатилетняя. Они удрали с работы, чтобы обмануть себя и других, и Прантс неожиданно удивился, как он мог так надолго забыть о полученной от жены открытке.

Сейчас он снова вспомнил о ней. Он тосковал по жене, возможно, это не было глубоким романтическим чувством, а просто привязанностью, но ему трудно было представить себе свою жизнь без жены. Он тысячу раз предпочел бы прохладные, спокойные отношения с ней, нежели окончательную разлуку. А открытка наводила на мысль о том, что появился кто-то третий и от его, Прантса, желаний уже ничего не зависит, жена в объятиях другого… Прантс вдруг подумал, что все, что происходит вокруг него, лишь странный спектакль, ставленный для него, вернее, для того, чтобы он, как сторонний наблюдатель этих ситуаций и событий, мог осуществить себя и написать еще одну книгу.

Пройдя по дощечкам, перекинутым через канаву, он добрался до сосен, где молодые матери, покачивая коляски, читали, бабушки сидели на солнце, неподалеку играли их внуки и внучки. Здесь царили покой и солнечная дневная идиллия. Прантс зашагал дальше — он знал, что где-то там находится заброшенный кусок земли, когда-то возделанный под огороды; он простирался почти до самой железной дороги, а с другой стороны, где находился сумасшедший дом, был огражден забором; Прантсу захотелось сходить туда, чтобы уж полностью насладиться прогулкой, а после вернуться в город, посидеть в обществе коллег, побрюзжать, перемыть кому-нибудь косточки — но и это отрывок из спектакля, разыгрывающегося вокруг меня, подумал Прантс и почувствовал, что где-то в извилинах мозга у него зарождается идея создания чего-то значительного. Голова была удивительно ясной и светлой, только боль в сердце никак не утихала. Параллельно с железной дорогой шла глубокая, огражденная песчаной насыпью канава, на дне которой лежала залитая битумом труба. Очевидно, теплотрасса, рассудил Прантс. Вероятно, и здесь вскоре понастроят блочных домов, с грустью подумал он. Ему хотелось выбраться из кустарника, росшего между железнодорожным полотном и канавой, но он нигде не видел ни мостика, ни дощечек; он пошел дальше, но силы его иссякли, тело вновь покрылось испариной, и, тяжело дыша, он присел отдохнуть. Под кустами была тень, он прислонился спиной к тоненьким гнущимся стволам ольхи и стал смотреть на сверкающие на солнце нежно-зеленые листья и стебли травы. В моем сознании зреет грандиозный замысел нового романа, подумал он, закуривая новую сигарету. Уже долгое время он чувствовал: очень близко от него, стоит только протянуть руку, находится нечто такое, что способно захватить его, увлечь, и полагал, что ему удастся сразу облечь это нечто в слова, объяснить самому себе, сделать зримым. У сигареты был отвратительный привкус — он смял ее, вдавил каблуком в землю и стал смотреть на возвышающуюся метрах в десяти от него песчаную насыпь. Что за ней, он не видел, но знал: там начиналась широкая, поросшая редкими березами равнина. Равнина существовала сама по себе, где-то за письменными столами сидели люди, где-то жужжали станки, какая-то футбольная команда под ликующие вопли толпы забила в ворота противника гол, кто-то меж ледяных глыб подстерегал тюленя, кто-то вынашивая план государственного переворота, кто-то бежал к самолету-истребителю, кто-то рожал, кто-то рождался… Слишком многое происходило вне его, и все вместе представляло собой поразительно реальный мир, которому до него, Прантса, не было никакого дела. Боль стала нестерпимой, он лег на траву, повернулся на бок и вдруг почувствовал, что для него в этом мире больше не хватает воздуха. Он попробовал спокойно и глубоко дышать, но внезапно ясно осознал, что произойдет с ним в следующие мгновения, и это наполнило все его существо безудержным страхом.