Денис Драгунский - Третье лицо

— Причина номер два, — засмеялся Юрка, видя мой испуг. — Ты ведь воспитанный человек. Вот ты съел пирожное в моем доме. Кстати. Она тебе сосала?

Я машинально кивнул.

— Вот! — сказал он. — Это я ей велел.

— Ты гад, — сказал я.

— Я так и знал! — хохотнул он. — Ты съел очень вкусное пирожное , а вместо «спасибо» хочешь плюнуть в тарелку. А это свинство.

Я сидел совсем огорошенный, а Юрка продолжал:

— Но ты не переживай. Я ее не бил, не делал больно. Боже упаси! Пальцем не прикоснулся. Я просто убедительно попросил. Ну хорошо, пригрозил. Но пригрозил, что называется, вообще . Я не намекал ни на какой компромат. Нет у меня на нее компромата! И на ее родителей — тоже нет! Откуда? И нет у меня возможности потом ей жизнь испортить, базар-вокзал, фанера- фикус, ну кто я такой? Папа умер сто лет назад, а если бы я его попросил, дескать, сделай говна одной моей знакомой — он бы меня не понял. А понял бы — убил бы на месте из именного золоченого пистолета. Потому что благородный человек. Я, к сожалению, не в него получился, — вздохнул Юрка и почесал свои кошмарные бицепсы.

Помолчал и продолжил:

— И тем более я не говорил там, к примеру, «убью» или «нос сломаю». Только типа «веди себя хорошо, а то потом сама пожалеешь», «а то локти кусать будешь», «ты ведь меня знаешь» и тэ пэ. Это в суде не проходит. Неопределенные угрозы не считаются. Разъяснение пленума Верховного суда. Вот какой я гад, подлец и негодяй. Самое главное, «веди себя хорошо!».

Ах эти замечательно скользкие и мерзкие слова — «веди себя хорошо!». Слушая этот рассказ, я вспомнил эпизод из повести Юрия Трифонова «Долгое прощание».

Известный драматург Николай Смолянов хочет предложить свою любовницу, актрису Лялю Телепневу, некоему очень большому человеку, товарищу Агабекову. Приходит с нею к нему в гости на какой-то домашний праздник, все пьют-веселятся, потом он пропадает ненадолго, «уехал за товарищем, скоро вернется». Долго не возвращается. Гости уже разошлись. Она сидит с Агабековым. Тот в кабинете прилег на диван, жалуется на жизнь, на работу, пытается взять ее за руку.

«Вдруг — звонок телефона в большой комнате. Николай Демьянович слабым голосом, едва слышно сквозь треск — из автомата — сообщил, что застряли в Замоскворечье, сели в кювет, машин нет, никто не вытащит до утра.

— Ты уж меня извини, переночуй там, у Александра Васильевича, а утром я тебя заберу. Только веди себя хорошо. Слышишь? Веди себя хорошо!»

Вот это «веди себя хорошо»! Сделай что просят. Но потом в ответ на все упреки — что, мол, хотел меня подложить под важного человека, говорил, чтоб я «вела себя хорошо», — можно выпучить глаза: «Да ты что? Я же наоборот, в смысле, если он приставать начнет, то ни-ни! Чтоб вела себя хорошо, как нормальная порядочная женщина!»

Ляля Телепнева, услышав это «веди себя хорошо», сразу же ушла:

«Хозяин дома пытался уговорить, даже вскочил с дивана с неожиданной живостью. Куда? Что случилось? Не отдавал сумочку. Нет, нет, должна идти непременно. Но почти два часа ночи! Ничего, есть такси. А если вызвать домой? Нет, нет. Нет, нет, нет! Нет, исключено, совершенно невозможно. Сумочку — на память. Бегу, бегу, извините, большое спасибо» .

Меж тем Евгений Васильевич Н. продолжал пересказывать свой тогдашний разговор с Юркой Грунским:

— Самое главное, «веди себя хорошо!», — еще раза три повторил Юрка. — Кто докажет, что это значит что-то плохое? Может, я как раз наоборот имел в виду? Типа, «не давай кому попало». Не, ну скажи, я правда гад?

— Но почему она тебя послушалась?

— Уважает! — хохотнул Грунский. — Мы с ней были когда-то, кстати говоря. Недолго. Полгодика. Или даже меньше. Возможно, она это сделала отчасти даже назло мне.

— Потом я все-таки ее настиг, — сказал Евгений Васильевич. — Я ее долго искал. Не знал ни адреса, ни фамилии, ни где учится. Для меня найти ее и поговорить с ней стало навязчивой идеей. Все случается случайно. Я случайно увидел ее на улице, лет через пятнадцать, считай, в девяносто шестом. Бросил все дела и пошел за ней. Потом следил за ее домом. Потом поймал ее, представляете себе, как настоящий насильник — в лифте.

— Света, прости меня, — попросил я. — Я не виноват. Я ничего не знал. Юрка мне ничего не сказал, клянусь. Я думал, что все на самом деле.

— Я это поняла, — сказала она.

— Но как?

— По глазам, по лицу.

— Там было темно.

— Все равно. По голосу, по всему.

— Почему ты мне не сказала, что тебя заставляют? Не шепнула? Не заплакала? Разве бы я не понял? Я бы понял.

— Не знаю, — сказала она. — Как-то так.

— Жалко, — сказал я.

— Не знаю. Главное, ничего уже невозможно. Ну, все.

Она убрала мою руку с кнопки «стоп», нажала на первый этаж. Двери раскрылись. Я вышел, она сказала мне «пока» и поехала наверх.

— Вот такое, если можно так выразиться, «изнасилование через третье лицо», — продолжил Евгений Васильевич после небольшой паузы. — Юрка Грунский не насиловал, он произнес какие-то туманные неопределенные слова. Я тоже не насиловал, наоборот — меня обнимали-целовали. А изнасилование все-таки было! Удивительная коллизия, я же говорю.

— Да, — подал голос какой-то казуист. — А вот скажите, — обратился он к Евгению Васильевичу, — а может ли быть такая же история с женщиной?

— В смысле?

— Женщина занимается сексом с мужчиной, ей кажется, что он на самом деле ее любит, хочет, жаждет, а потом выясняется…

— Что выясняется? — поморщился Евгений Васильевич.

— Что он это все делал под давлением обстоятельств. Или под чьим-то личным давлением.

— Какой вы, однако, формальный, — усмехнулся Евгений Васильевич и добавил: — Я бы не отказался от рюмки коньяку.

ах, эти ножки!

В наш класс, 9-й «А» школы № 7 Центрального района, второго сентября пришла новая девочка. Лена Фарафонтова. Маленькая, худенькая такая крыска с сивыми волосенками, забранными в тощий хвостик. Ну, серый форменный пиджачок. Блузочка с красным шнурочком; шнурочек бантиком повязан. Юбка с красным галуном. У нас отличная школьная форма, дизайнерская; но на этой Лене все сидело криво и косо. Видно, она всю жизнь проходила в трикотажных свитерках и нормальную одежду носить не умела. Ну, что еще? Ноги голые, потому что тепло. Носочки. И кроссовки застиранные вместо форменных туфель.

Пришла на второй урок, между прочим. Встала у двери и сказала:

— Здрасьте, я Лена Фарафонтова, мы переехали, и я теперь с вами буду учиться. А где можно сесть?

Даша Филонова встала со своей первой парты, подошла, осмотрела ее всю с головы до ног и обратно. Она была у нас самая главная. Альфа-альфа. Самая красивая. Тоже в форме, кстати говоря. Но как на ней смотрелось! Как в журналах или в кино. Она была дочка дяди Васи Филонова, нашего местного олигарха. Он держал все продуктовые, три сети: «Изумруд», «Лилия» и «Монетка». Для богатых, для нормальных и для тех, кто экономит. И еще у него были мебельная фабрика и речной порт.